БЫТИЕ (греч. εἶναι, οὐσία; лат. esse) – одно из центральных понятий философии. «Вопрос, который издревле ставился и ныне постоянно ставится и доставляет затруднения, – вопрос о том, что такое сущее» (Аристотель, «Метафизика» VII, 1). Онтология – учение о бытии – составляет со времен Аристотеля предмет т.н. «первой философии». В зависимости от того, как тот или иной мыслитель, школа или направление трактует вопрос о бытии, его связи с познанием, с природой (физика) И смыслом человеческого существования (этика), определяется общая ориентация данного направления. В разные культурно-исторические эпохи формировался особый язык для выражения разных определений бытия. Понятия «сущее» , «сущность» , «существование» , «субстанция» производны от «бытия» и представляют собой его различные аспекты. Но при этом существовали и устойчивые традиции. Так, античная философия, особенно учения Платона и Аристотеля, на многие столетия определила общий характер и способы членения самого понятия бытия. Их подход оказался определяющим для философии не только эпохи эллинизма и средних веков (о понятии бытия в арабо-мусульманской философии см. в ст. Существование ), но сохранился вплоть до 17 и нач. 18 в. Пересмотр античной традиции, наметившийся уже в первые века христианства, но не приведший тогда к созданию альтернативной онтологии, в преддверии Нового времени происходил главным образом по двум линиям. С одной стороны, он подготовлялся номинализмом 13–14 вв., углублялся английским эмпиризмом 17–18 вв. и получил завершение в трансцендентальном идеализме Канта. С другой стороны, принципы не только средневекового, но и античного мышления пересматривались в немецкой мистике (начиная с Экхарта и кончая эпохой Реформации), а также в пантеистических и близких к пантеизму течениях философии 15–17 вв., нередко связанных с мистикой и герметизмом – Николая Кузанского, Дж.Бруно, Б.Спинозы и др. Пересмотр античного и средневекового понимания бытия привел в 16–17 вв. к созданию новой логики и новой формы науки – математического естествознания. В рамках кантианско-позитивистской линии создается новое – деонтологизированное, аксиологическое обоснование этики, физики и философии истории. В свою очередь пантеистическая тенденция в 1-й пол. 19 в. выливается в немецкий идеализм Фихте, Шеллинга и Гегеля, а во 2-й пол. 19 в. и 1-й трети 20 – в натуралистически-волюнтаристский пантеизм (А.Шопенгауэр, Э.Гартман, А.Древс и др.), нашедший продолжение в философии жизни – X.Дриша, А.Бергсона, Ф.Ницше. Результатом этого многовекового процесса оказалась деонто-логизация природы, знания и человеческого существования, реакция на которую дала себя знать во 2-й пол. 19–20 в., когда наметился поворот к онтологии в неолейбницианстве И.Гербарта и Р.Лотце, реализме Фр.Брентано, в феноменологии, экзистенциализме, неотомизме, русской религиозной философии.
БЫТИЕ, СУЩЕЕ КАК ПОНЯТИЕ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ. В теоретически рефлектированной форме понятие бытия впервые предстает у элеатов. Бытие есть, а небытия нет, говорит Парменид («О природе», В6), ибо невозможно ни познать, ни выразить небытие – оно непостижимо. «Ибо мыслить – то же, что быть... Можно лишь говорить и мыслить, что есть; бытие ведь есть, а ничто не есть...» (Лебедев А.В. Фрагменты, ч. 1, с. 296). Бытие, согласно Пармениду, едино и вечно, а потому неподвижно и неизменно, – характеристики, противоположные тем, какими наделены вещи чувственного мира, мира мнения, – множественные, преходящие, подвижные, изменчивые. Впервые в истории философского мышления элеаты противопоставили бытие как нечто истинное и познаваемое чувственному миру как всего лишь видимости («мнению»), который не может быть предметом подлинного знания. В понятии бытия, как его осмыслили элеаты, содержится три важных момента: 1) бытие есть, а небытия нет; 2) бытие едино, неделимо; 3) бытие познаваемо, а небытие непостижимо.
Эти принципы по-разному были интерпретированы Демокритом, Платоном и Аристотелем. Пересмотрев тезис элеатов о том, что бытие едино, Демокрит мыслит бытие как множественное – атомы, а небытие – как пустоту. Но при этом он оставил в силе главные тезисы элеатов – бытие есть, а небытия нет, бытие познаваемо, а небытие непостижимо. Даже принцип единства бытия сохранился у Демокрита по отношению к каждому атому – он у Демокрита неделим. Сохранилось и противопоставление чувственного мира как лишь видимости бытию самому по себе, с той однако поправкой, что подлинно сущее – атомы – даны у Демокрита не логическому мышлению, а абстрактному представлению, о чем свидетельствует как вид атомов (вогнутые, выпуклые, круглые, якореобразные, шероховатые, угловатые или с крючками), так и физическое объяснение их неделимости.
Иную интерпретацию бытия предложил Платон. Подобно элеатам, он характеризует бытие как вечное и неизменное, познаваемое лишь разумом и недоступное чувствам. Однако бытие у Платона множественно; но эти многие – не физические атомы, а умопостигаемые нематериальные идеи. Платон называет их τὸ ὄντως ὄν (οὐσία) – истинно сущее. Бестелесные идеи Платон называет «сущностями», поскольку сущность – это то, что существует (οὐσία образована от глагола «быть» – εἶναι). Бытию противостоит становление – чувственный мир преходящих вещей. «Нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия («Государство» VI, 518 с). Утверждая, что небытие ни выразить, ни мыслить невозможно («Софист» 238 с), Платон, однако, признает, что небытие существует. В противном случае, говорит он, было бы непонятно, как возможны заблуждение и ложь – «ведь ложное мнение – это мнение о несуществующем» (там же, 240 с). Более того: критикуя элеатов, Платон в поздних диалогах подчеркивает, что если принять бытие за единое, самотождественное, неизменное, то познание окажется невозможным, ибо оно предполагает отношение между познающим и познаваемым: «Если познавать значит как-то действовать, то предмету познания, напротив, необходимо страдать. Таким образом, бытие... познаваемое познанием, насколько познается, настолько же находится в движении в силу своего страдания» (там же, 248 с). Ради обоснования возможности познания Платон противопоставляет бытию иное , которое есть «существующее небытие» (там же, 258 b); небытие выступает, т.о., как принцип различия, отношения, благодаря которому получает объяснение не только возможность познания, но и связь между идеями. «...Все идеи суть то, что они суть, лишь в отношении одна к другой, и лишь в этом отношении они обладают сущностью, а не в отношении к находящимся в нас их подобиям... С другой стороны, эти находящиеся в нас (подобия), одноименные (с идеями), тоже существуют лишь в отношении друг к другу» («Парменид» 133 c-d). Иное по своему статусу ниже бытия: оно существует лишь благодаря своей причастности бытию. В свою очередь бытие как взаимосвязанное множество идей существует и может быть мыслимо лишь в силу своей причастности к сверхбытийному и непознаваемому Единому . Понятие бытия, т.о., рассматривается Платоном опять-таки в трех аспектах: бытие и небытие; бытие и знание; бытие и Единое.
У Аристотеля сохраняется понимание бытия как начала вечного, самотождественного, неизменного. Но, в отличие от Платона, он ищет постоянно пребывающее также и в изменчивом чувственном мире, стремясь создать науку о природе – физику. Для выражения различных аспектов бытия в понятиях Аристотель пользуется богатой терминологией: τὸ εἶναι (субстантивированный глагол «быть») – τὸ ὄν (субстантивированное причастие от глагола «быть») – сущее (понятие «бытие» и «сущее» у Аристотеля взаимоза-менимы); ἡ οὐσία (существительное, производное от глагола «быть») – сущность; τὸ τί ἦν εἶναι (субстантивированный вопрос: «что есть бытие?») – чтойность, или суть бытия, αὐτὸ τὸ ὄν – сущее само по себе и τὸ ὄν ἦ ὄν – сущее как таковое. Именно к Аристотелю восходят такие средневековые понятия, как esse, ens, essentia, substantia, subsistentia, ens per se, ens qua ens и т.д. В учении Аристотеля бытие не является категорией, ибо на него указывают все категории: «бытие же само по себе приписывается всему тому, что обозначается через формы категориального высказывания: ибо сколькими способами делаются эти высказывания, в стольких же смыслах обозначается бытие» («Метафизика» V, 7). Первая среди категорий – сущность – стоит к бытию ближе всех остальных: она в большей степени сущее, чем любой ее предикат (акциденция). «Сущность есть то, что существует в первую очередь и дано не как некоторое специальное бытие, но как бытие в непосредственности своей» (там же, VII, 1). Сущность отвечает на вопрос «что есть вещь», поэтому только у сущности имеется суть бытия и определение как обозначение сути бытия. Если Платон рассматривал в качестве сущностей умопостигаемые идеи, то Аристотель определяет первую сущность как отдельный индивидуум («вот этот человек»), а вторую сущность как вид («человек») и род («животное»). Сущность как «неделимый вид» восходит к платоновской идее и выражается в определении вещи. Первая сущность не может быть предикатом; вторые сущности «сказываются» только о сущностях же, но не об остальных категориях, которые служат предикатами сущности. Сущность есть нечто самостоятельное: сущее само по себе. «Если что-нибудь обозначает сущность вещи, это имеет тот смысл, что бытие для него не заключается в чем-нибудь другом» («Метафизика» IV, 4).
В онтологии Аристотеля сущность бытия есть предпосылка отношения. В теории познания отсюда вытекает критика скептицизма и релятивизма, которые, по Аристотелю, ставят отношение выше бытия, а потому признают чувственное знание (которое есть отношение всего сущего к субъекту восприятия) за истинное. «Кто объявляет истинным все, что представляется, тот все существующее обращает в отношения» («Метафизика» IV, 6).
Двойственности аристотелевского учения о сущности соответствует двойственность в понимании предмета первой философии – бытия как такового. Последнее может рассматриваться, во-первых, как общий предикат всех вещей, составляющий условие предикации вообще; в этом смысле оно не может быть сущностью вещей: «Ни единое, ни сущее не может быть сущностью вещей» («Метафизика» VII, 16). Это – бытие, понятое как «ens» (так его называли в средние века); оно определяется посредством аксиом, истинность которых устанавливается в философии, «общей метафизике», а частные науки, изучающие определенные «части» бытия, принимают эти аксиомы как не подлежащие обсуждению. Первая среди аксиом, сформулированная именно Аристотелем и касающаяся природы бытия как такового, вошла в историю мысли как закон непротиворечия: «Невозможно, чтобы одно и то же вместе было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же смысле» («Метафизика» IV, 3). Согласно Аристотелю, это – самое достоверное из начал. Во-вторых, сущее как таковое может быть понято как высшая из всех первых сущностей; оно есть чистый акт, свободный от материи перводвигатель, который характеризуется не как ens commune, a как ens per se (бытие само по себе) и изучается теологией, как Аристотель именует науку о «первом сущем» – Божестве. Вечный и неподвижный первый двигатель, мышление мышления, есть, по Аристотелю, целевая причина, источник не только движения, но и всего существующего: «Все другие сущие получают свое бытие и жизнь от божественного дления» («О небе» 1, 9, 279 а 17–30). В отличие от Платона, Аристотель не ставит над бытием как таковым высшую инстанцию – единое, подчеркивая, что «сущее и единое представляют то же самое и у них – одна природа, поскольку каждое из них сопровождает другое... Действительно, одно и то же – один человек и человек, существующий человек и человек...» («Метафизика» IV, 2). То, что лишено единства (неделимости, формы, предела), лишено и бытия. «Ничто беспредельное не может иметь бытия...» (там же, И, 2).
Неоплатоническое понимание бытия восходит к Платону. Согласно Плотину, бытие в качестве условия предполагает сверхбытийное начало, стоящее по ту сторону бытия (τὸ επέκεινα τῆς οὐσίας), а стало быть, и познания. Это начало он называет Единым (τὸ ἕν) и благом (τὸ ἀγαθόν). Только бытие может быть мыслимо; то, что выше бытия (Единое), и то, что ниже его (беспредельное), не могут быть предметом мысли, ибо «ум и бытие – одно и то же» («Эннеады» V, 4, 2), – говорит Плотин, воспроизводя исходный тезис Парменида. Однако в отличие от Парменида, Плотин указывает, что бытие – не верховное начало, оно происходит от того, что сверхбытийно. Бытие есть только след Единого, и слово «бытие» (εἶναι) происходит от слова Единое (ἕν)» (там же, V, 5, 5). Бытие есть первая эманация, «первенец Единого» (там же, V, 2,2). Поэтому если мы говорим о какой-либо вещи, что она есть, то это возможно благодаря единству. В отличие от Аристотеля, у которого вечный двигатель мыслит самого себя, Единое у Плотина не может быть мыслимо не только конечным умом, но и самим собою, ибо это означало бы раздвоение Единого на мыслящее и мыслимое, т.е. на два. Будучи тождественным уму и потому умопостигаемым, бытие всегда есть нечто определенное, оформленное, устойчивое: в этом сказывается дух греческой философии от пифагорейцев, элеатов и Демокрита до Платона, Аристотеля и неоплатоников. Плотин говорит о сущем: «Эти вещи суть сущности потому, что каждая из них имеет предел и как бы форму; бытие не может принадлежать беспредельному, бытие должно быть фиксировано в определенных границах, должно быть устойчивым. Это устойчивое состояние для умопостигаемых (сущих) есть определение и форма, от которых они получают также и свое бытие» («Эннеады» V, 1,7). Античная философия воспринимает бытие как благо . Платоники, по словам Аристотеля, приписывают природу блага «единому или сущему» («Метафизика» I, 7); сам Аристотель видит в сущем тем больше блага, чем больше в нем бытия; высшее бытие – перводвигатель – есть и высшее благо.
ПОНИМАНИЕ БЫТИЯ В СРЕДНИЕ ВЕКА определили две традиции: античная философия, с одной стороны, и христианское Откровение – с другой. У греков понятие бытия, так же как и совершенства, связано с понятиями предела, единого, неделимого и определенного. Соответственно беспредельное, безграничное осознается как несовершенство, небытие. Напротив, в Ветхом и Новом заветах совершеннейшее сущее – Бог – есть беспредельное всемогущество, а потому здесь всякое ограничение и определенность воспринимаются как признак конечности и несовершенства. Насколько острым было столкновение этих тенденций в первые века христианства, свидетельствует, напр., Ориген, в духе греческой философии отождествлявший бытие с совершенством и познаваемостью: «Ибо если бы божественная сила была беспредельна, она не могла бы знать саму себя; ведь по своей природе беспредельное непостижимо» («О началах» II, 9, 1). Попытки примирить эти две тенденции или же противопоставить одну другой определили трактовку бытия на протяжении более полутора тысячелетий.
У истоков средневековой философии и теологии стоит Августин. В своем понимании бытия он отправляется как от Св. Писания («Аз есмь Сущий», – сказал Бог Моисею, Исх. 3, 14), так и от греческих философов. «Будучи высочайшей сущностью, т.е. обладая высочайшим бытием и потому будучи неизменяем, Бог дал бытие тем вещам, которые сотворил из ничего; но бытие не высочайшее, а одним дал больше, другим меньше и таким образом распределил природы существ по степеням. Ибо как от мудрствования получила название мудрость, так от бытия (esse) названа сущность (essentia), правда, новым именем, которым не пользовались древние латинские авторы, но уже употребительным в наши времена, чтобы и наш язык имел то, что греки называют ousia» («О граде Божием» XII, 2). Бытие у Августина есть благо. Бог – это благо как таковое, или «простое благо». «Благом сотворены все блага, но не простые, а потому и изменяемые» (там же, XI, 10). Сотворенные вещи, по Августину, только причастны бытию или имеют бытие, но сами не суть бытие, ибо они не просты. «Простою называется та природа, которой не свойственно иметь что-либо такое, что она могла бы утратить» (там же). Так как высшая сущность есть само бытие, ей не может быть противоположна никакая другая сущность, Но лишь небытие; следовательно, зло – это небытие. Августин рассматривает проблему бытия применительно к догмату о Троице. Бытие – это первая ипостась, Бог-Отец; Бог-Сын есть знание, а Бог-Дух Святой – любовь. Т.о., истина – это знание бытия, а благо (блаженство как субъективно переживаемое благо) – это стремление, любовь к бытию.
У Боэция , разработавшего систему логики, легшей в основу средневековой схоластики, понятие бытия приобретает завершенность и формулируется в виде системы аксиом. 1) Разные вещи – бытие и то, что есть; само бытие не есть; напротив, то, что есть, есть благодаря бытию. 2) То, что есть, может быть причастно чему-нибудь, но само бытие не может быть чему бы то ни было причастно. 3) То, что есть, может иметь что-либо помимо того, что есть оно само; но само бытие не имеет в себе ничего, кроме себя самого. 4) Разные вещи – просто быть чем-нибудь и быть чем-нибудь по своей сущности (in eo quod est), ибо в первом случае обозначается случайный признак (акциденция), а во втором – субстанция. 5) Для всего простого его бытие и то, что оно есть, одно и то же, для сложного – не одно и то же (см.: Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1990, с. 162). Только в Боге, который есть само бытие, тождественны бытие и сущность; Он есть простая субстанция, которая ничему не причастна, но которой причастно все. В сотворенных вещах их бытие и сущность не тождественны, они имеют бытие только в силу причастности к тому, что само есть бытие. У Боэция, как и у Августина, бытие есть благо; все вещи благи, говорит Боэций, поскольку они существуют, не будучи, однако, благими по своей сущности и по акциденциям. Как и у Боэция, у Фомы Аквинского высшее начало есть бытие, акт которого заставляет вселенную существовать. «Первое из созданий (primus effectus) есть само бытие, которое предшествует (в качестве их условия) всем другим созданиям, но которому ничто не предшествует» (De potentia, q. 3, а. 4). Различая бытие и сущность, Фома не противопоставляет их, а вслед за Аристотелем выявляет их общий корень: «Мы говорим «сущность», потому что через нее и в ней сущее имеет свое бытие» (De ente et essentia, cap. 2). Субстанции (сущности) обладают самостоятельным бытием, в отличие от акциденций, которые существуют только благодаря субстанциям. Отсюда в томизме различение субстанциальных и акцидентальных форм: субстанциальная форма сообщает вещам простое бытие, ак-цидентальная же есть источник определенных качеств. Различая вслед за Аристотелем актуальное и потенциальное состояния, Фома рассматривает бытие как первое из актуальных состояний, следуя здесь знаменитой формуле Альберта Великого: «Первое среди сотворенных вещей есть бытие». В вещи, считает Фома, столько бытия, сколько в ней актуальности. Дух, или ум, разумная душа – высшее из сотворенных сущих. Не будучи связана с материей, человеческая разумная душа не может погибнуть со смертью тела, разве только ее уничтожит сам Творец. Разумная душа носит у Фомы имя «самосущего». Однако и высшее среди тварных сущих – разумная душа – не есть бытие само по себе. «Никакое творение не есть свое собственное бытие, но лишь причастно бытию». (Summa theologiae, q. 12, 4 с). Бытие тождественно благу, совершенству и истине. Поскольку ens et bonum convertuntur (бытие и благо обратимы), то зло – это небытие, оно «существует лишь в благе как своем субстрате» (Summa theologiae, q. 49, 3 с). Бог, согласно Фоме, есть причина зла не субстанциально, а акцидентально, поскольку совершенство целого невозможно без ущербности некоторых частей.
Томистская трактовка бытия пересматривается в номинализме 13–14 вв., где определяющую роль получает идея божественного всемогущества. Согласно Оккаму , Бог своей волей творит единичные вещи, не нуждаясь в идеях как их прообразах. Идеи же возникают как репрезентации (представления) вещей, вторичные по отношению к ним. Если в схоластике от Бонавентуры до Фомы предметом знания являются умопостигаемые сущности, то, согласно номиналистам, познается сама вещь в ее единичности. Благодаря этому онтологический статус субстанций и акциденций уравнивается, а теоретическая способность утрачивает свой бытийный характер, умы больше не рассматриваются как высшие в иерархии сотворенных сущих. Ум – это не бытие, а представление о бытии, направленность на бытие, субъект, противостоящий объекту. Субъективистское истолкование духа влечет за собой вывод, что явления психические достовернее физических, поскольку даны нам непосредственно – тезис, важный для новоевропейского эмпиризма и психологизма. Номинализм в значительной мере подготовил трактовку бытия в философии Нового времени.
Другим фактором, разрушавшим унаследованную от античности онтологию, были мистические течения 13–14 вв. Обращаясь к неоплатонизму, мистики, однако, переосмысляли его. При этом они исходили из своеобразной интерпретации догмата о боговоплощении. Так, согласно Мейстеру Экхарту , человек есть не просто творение (таков лишь «внешний», телесный человек); как «внутренний», духовный человек он рождается в Боге и есть Сын Божий. «Святая святых» души, которую Экхарт называет «основой души», «крепостью», «искоркой», не тварна, а божественна; по Экхарту, она даже «прежде Бога», и, чтобы постигнуть ее, Бог должен стать больше, чем Богом (Quint J. Meister Eckehart. Deutsche Predigten und Traktate. München, 1955, S. 163 ff.). Возрождая т.о. мотивы гностицизма, Экхарт создает учение мистического пантеизма, в котором устраняется различие твари и творца, т.е. бытия и сущего, как его понимала христианская теология. «Поскольку нечто имеет бытие, постольку оно равно Богу... Я говорю: все твари суть Его бытие» (там же, с. 192). Под влиянием Экхарта Николай Кузанский создал логику парадокса для выражения гностико-пантеистического миросозерцания эпохи Возрождения. Отправляясь от неоплатонизма, он, однако, не определяет Единое через его противоположность иному – беспредельному: Единое (абсолютный минимум) тождественно своей противоположности – беспредельному (абсолютному максимуму). «Максимальность совпадает с единством, которое есть и бытие» (см.: Избр. соч. в 2 т., т. 1. М., 1980, с. 51). Отсюда пантеистический тезис Николая Кузанского: Единое есть все. Подобно тому, как у Экхарта бытие творений есть бытие Творца, а человек есть Сын Божий, у Николая Кузанского человек наделен божественным умом, содержащим в свернутом виде все бытие мира. Поэтому он отменяет закон тождества как принцип конечного (рассудочного) мышления и ставит на его место закон совпадения противоположностей. Т.о. устраняется граница между непостижимым для человека божественным бытием и тварным миром конечных вещей; последний теряет свою определенность, которую обеспечивал ему закон тождества. Вместе с законом тождества отменяется и аристотелевская онтология, предполагающая различение сущности (как неизменного начала в вещи) и акциденций как ее изменчивых свойств. Онтологический статус сущности и акциденций уравнивается, и отношение оказывается первичнее сущности; бытие сущего конституируется через его отношение к другому (бесконечному множеству «других»). Рождающаяся в 15–16 вв. функционалистская онтология требует допущения бесконечности мира: определение через отношение не имеет конца, ряд «других» принципиально незавершим; на место бытия встает становление как бесконечный процесс. Новый тип онтологии находит свое отражение в математике в идее инфинитези-мального исчисления и в физике в виде закона инерции.
БЫТИЕ В ФИЛОСОФИИ 17–18 вв. По мере того как в философии 17 в. дух, разум теряет свой онтологический статус и выступает как противополюс бытия, гносеологическая проблематика становится доминирующей, а онтология перерастает в натурфилософию. В 18 в. вместе с критикой рационалистической метафизики бытие все чаще отождествляется с природой (из которой выводятся принципы также и социальной жизни), а онтология – с естествознанием. Так, Гоббс, считая предметом философии тело (естественные тела – продукты природы и искусственные, созданные человеческой волей – государства), исключает из ведения философии всю ту сферу, которая в античности носила название «бытия» в противоположность изменчивому становлению. Углубляя тенденцию средневекового номинализма, Гоббс устраняет связь бытия с сущностью (субстанцией): последняя, по Гоббсу, есть лишь соединение имен посредством слова «есть». Это означает отрицание умопостигаемой реальности и внеопытного познания: по Гоббсу, духовные субстанции, если бы и существовали, то были бы непознаваемы, однако он вообще не признает существования бестелесных духов: дух – это естественное тончайшее тело, не действующее на наши чувства, но заполняющее пространство. Номинализм Гоббса – один из источников механистического материализма 17–18 вв. Бытие у Гоббса тождественно единичному сущему, понятому как тело, которое познается чувственным восприятием, контролируемым с помощью правильного употребления слов. Если у Аристотеля бытие отождествлялось с актуальным состоянием и ассоциировалось с формой сущего, то теперь оно связано с телом, понимаемым как материя и в качестве таковой выступающим единственным законным предметом философско-научного знания.
В рационалистической метафизике 17–18 вв. бытие рассматривается как субстанция, которая есть начало самотождественное, устойчивое, неизменное. Согласно Декарту, только божественная субстанция есть подлинно самосущее, или причина самой себя (causa sui), от нее производ-ны мыслящая и протяженная субстанции. Но, как и номиналисты, Декарт убежден, что только одна реальность непосредственно открыта нашему сознанию: оно само. В декартовской формуле «мыслю, следовательно, существую» центром тяжести оказывается знание, а не бытие (в этом ее отличие от августиновской концепции). Хотя Декарт и определяет дух как субстанцию, однако он устраняет душу как связующее звено между духом и плотью и тем самым отменяет средневековую иерархию ступеней сущего. Из метафизики и натурфилософии изгоняется понятие субстанциальной формы – телеологический принцип сохраняется только в сфере самосознающего духа. Природе как чисто механическому миру действующих причин противостоит мир разумных субстанций как царство целей. Так осуществляется раскол бытия на две несоизмеримые сферы, которые в механистическом материализме предстанут как самостоятельные реальности природного и человеческого, стихийно-механического и целесообразно-разумного.
Субстанциальные формы, почти повсеместно изгнанные из философско-научного обихода 17–18 вв., продолжают играть ведущую роль в метафизике Лейбница (в этом близость ее античному и средневековому пониманию бытия). Полемизируя с Декартом, Лейбниц утверждает, что понятие протяженной субстанции самопротиворечиво, ибо протяженность, будучи пассивным, безжизненным и бездейственным началом, представляет собой лишь возможность, тогда как субстанция, самосущее, всегда есть действительность. Но если сущности суть энтелехии , то они умопостигаемы и являются предметом метафизики, а не эмпирического восприятия и математического конструирования: бытие и истина не могут быть познаны посредством чувств. Источником бытия мира и всех составляющих его вещей является, согласно Лейбницу, внемировое существо – внутри мира невозможно отыскать основания того, почему вообще существует что-то, а не ничто. Хотя сущность совпадает с бытием только в Боге, тем не менее и в конечных вещах сущность, по Лейбницу, есть начало бытия: чем больше сущности в какой-либо вещи, т.е. чем более актуальности в ней, тем «бытийнее» будет эта вещь. Отсюда иерархия сущностей у Лейбница – в соответствии с «количеством их реальной сущности или по степени совершенства, которое они заключают в себе» (Избр. филос. соч. М., 1890, с. 132). На всех уровнях природного бытия подлинной реальностью обладают только простые (нематериальные и непротяженные) монады , что же касается тел, которые всегда протяженны и делимы, то они – не субстанции, а лишь собрания, или агрегаты монад (см. там же, с. 338). Поскольку из суммы неделимых, нематериальных единиц нельзя составить протяженного тела, Лейбниц прибегает к феноменалистскому объяснению: тела – это лишь «хорошо обоснованные» феномены. Кант попытался дать ответ на вопрос, что такое материально-телесный мир – феномен в восприятии монады или же «скопление» монад. Номиналистическая традиция, на которую опирался Кант, перерастает у него в трансцендентальный идеализм, предметом которого является не бытие, а знание, не субстанция, а субъект. Различая эмпирический и трансцендентальный субъект, Кант показывает, что определения, приписывавшиеся субстанции – протяженность, фигура, движение – в действительности принадлежат трансцендентальному субъекту, априорные формы чувственности и рассудка которого конституируют мир эмпирического опыта. Человеческое знание простирается только на мир опыта; то, что выходит за пределы опыта, – вещь сама по себе – объявляется непознаваемой. Именно вещи в себе – реликты субстанций, лейбницевых монад в кантовской философии – несут в себе начало бытия. Подобно рационалистам 17 в., Кант мыслит бытие само по себе как не зависимое от спонтанности человеческого мышления, не порождаемое ею. У Канта сохраняется связь с аристотелевской традицией: бытие, по Канту, не может быть предикатом и не может быть «извлечено» из понятия. Самодеятельность трансцендентального Я порождает мир опыта, мир явлений, но не порождает бытия. Кант однозначно решает проблему протяженных тел, принимая феноменалистский вариант объяснения их Лейбницем: все протяженное есть только явление и обладает лишь эмпирической реальностью. Бытие, т.о., закрыто от теоретической способности, которая постигает лишь то, что сама же и творит. Только практическая установка переводит нас из мира природы, явлений, в мир свободы, самосущего, вещей в себе. Но мир свободы – это не то, что есть, но что должно быть, это идеал практического разума, не бытие, а постулат доброй воли. В такой форме в философии Канта отразилась идея номинализма и выросшего на его почве протестантизма (как известно, Лютер был последователем Оккама) о преимуществе воли перед разумом, практического действия перед теоретическим знанием. Категорический императив Канта, как и принцип sola fide Лютера, – это апелляция к воле, которая соприкасается с умопостигаемой реальностью, недоступной разуму, но не постигает, а реализует ее. Благо у Канта – это не бытие, а долженствование.
Кантовская трактовка бытия получает новое истолкование у мыслителей, стоящих на позициях мистического пантеизма (корни которого восходят к Экхарту и Бёме ) – Фихте, Шеллинга и Гегеля. Будучи убежден, что человеческое Я в своем глубинном измерении тождественно с божественным Я, Фихте считает возможным вывести из единства самосознания не только форму, но и все содержание знания, а тем самым устранить понятие вещи в себе. Не у Декарта, а только в немецком идеализме мы впервые имеем дело с абсолютно самоопределяющимся субъектом – принципом знания, который встает на место бытия. Философия, пишет Шеллинг, возможна «лишь в качестве науки о знании, имея своим объектом не бытие, а знание... Принципом ее может быть не принцип бытия, но лишь принцип знания» (Система трансцендентального идеализма. Л., 1936, с. 37). Бытие, как его понимала античная и средневековая философия, здесь противостоит деятельности как косное и мертвое начало, как неподвижное инертное вещество, материал, который должна преодолевать человеческая воля в своей деятельности по реализации идеала. Атрибут высшего начала переходит от актуального к потенциальному, от бытия к становлению. Правда, у Фихте деятельность Я не целиком определяется самим Я, она нуждается в некотором «первотолчке», который Гегель считал остатком у Фихте «догматического понимания бытия», характерного для средневековой схоластики и рационалистической метафизики 17 в. Гегель стремится полностью устранить этот «догматизм» и достигнуть тождества бытия и мышления, божественного и человеческого «Я»: «...бытие есть чистое определение мысли... Мы полагаем обыкновенно, что абсолютное должно находиться далеко по ту сторону, но оно как раз есть вполне наличное, которое мы, как мыслящие существа, всегда носим с собою и употребляем, хотя явно не сознаем этого» (Соч., т. 1. М. – Л., 1929, с. 56). В своей концепции субстанции-субъекта Гегель объединил натуралистический пантеизм Спинозы и мистический пантеизм Фихте, освободив последний от остатков «трансцендентного бытия» в виде «первотолчка». Панлогизм Гегеля осуществляет себя ценой превращения бытия в простую абстракцию, в «общее после вещей»: «Чистое бытие есть чистая абстракция и, следовательно, абсолютно-отрицательное, которое, взятое так же непосредственно, есть ничто» (там же, с. 148). Истиной такого бытия Гегель считает становление; высшее понятие своей системы – дух – Гегель тоже определяет как становление, «но более интенсивное, более богатое, чем голое логическое становление» (там же, с. 155). В преимуществе становления над бытием, изменения над неизменностью, движения над неподвижностью сказался характерный для трансцендентального идеализма приоритет отношения перед бытием.
БЫТИЕ В ФИЛОСОФИИ 19 в. Принцип тождества мышления и бытия, панлогизм Гегеля вызвал широкую реакцию в философии 19 в. Поздний Шеллинг и Шопенгауэр противопоставили Гегелю волюнтаристскую концепцию бытия. С позиций реализма критику немецкого идеализма повели Ф.Тренделенбург, И.Ф.Гербарт, Б.Больцано. В защиту натуралистической трактовки бытия как единичного природного индивида выступил Фейербах. Существование отдельной личности, не сводимое ни к мышлению, ни к миру всеобщего, противопоставил Гегелю Кьеркегор. Шеллинг объявил свою раннюю философию тождества и выросший из нее панлогизм Гегеля неудовлетворительными именно потому, что в них исчезла проблема бытия. В «Сущности человеческой свободы» Шеллинг видит бытийную основу сущего – как мира, так и самого Бога – в т.н. «божественной основе» Бога, которая есть «безосновность», или «бездна» и представляет собой бессознательную волю, темное, неразумное влечение. Бытие в иррационалистическом пантеизме Шеллинга – это не продукт сознательного акта благой божественной воли, а результат раздвоения и самораспадения абсолюта. Бытие здесь не тождественно благу, а скорее есть начало зла. Эта тенденция углубляется в истолковании бытия как неразумной воли, слепого природного влечения в волюнтаристическом пантеизме Шопенгауэра, охарактеризованного О.Либманом как «пансатанизм». Волю Шопенгауэр противопоставляет духу как бессильному представлению, лишенному онтологического статуса. Бытие у Шопенгауэра не просто индифферентно благу, как у Гоббса или у французских материалистов, – скорее оно есть зло: к философии Шопенгауэра приложима формула ens et malum convertuntur, «бытие и зло обратимы» – с его точки зрения благом было бы не бытие, а ничто, уничтожение вечно жаждущей и вечно не удовлетворенной воли, которая обречена поэтому на неизбывное страдание.
Философские учения 2-й пол. 19 в., исходившие из волюнтаризма Шопенгауэра, – «философия бессознательного» Эд.Гартмана , «философия жизни» Ницше – также рассматривают бытие как противоположное духу, разуму. Эд.Гартман так комментирует лейбницеву теодицею: хотя этот мир и лучший из возможных, все же он настолько скверен, что было бы лучше, если бы его вообще не было. Ницше, под влиянием дарвинизма и позитивизма перевернул «ценностную шкалу» пессимистов Шопенгауэра и Гартмана: он предлагает не отказаться от воли, а радостно принять ее, ибо воля к власти и самоутверждению составляет сущность бытия, которое Ницше называет «жизнью». Жизнь – это мощь, сила, активное самоутверждение природного индивида, не связывающего себя никакими внешними по отношению к его витальности требованиями морали. Ученик софистов Ницше с ненавистью относится к Сократу и Платону, убежденный, что от них, противопоставивших силе справедливость и благо, пошла та «порча бытия», которая завершается в «нигилистическом» упадке воли к власти. Ницше противопоставляет бытие и благо, жизнь и нравственность: бытие, или жизнь, лежит по ту сторону добра и зла, «мораль есть отвращение от воли к бытию» (Полн. собр. соч., т. 9, 1910, с. 12). Реальностью, по Ницше, обладает лишь изменчивое и преходящее. Современное духовное состояние есть состояние испорченности, порожденной верой в неизменное и вечное бытие, «как будто кроме действительного мира, мира становления, есть еще мир сущего» (там же, с. 34–35). В мире воли к власти все существует лишь в отношении к субъекту, стремящемуся к самоутверждению – или к самоуничтожению в пароксизме страсти.
В плюралистическом реализме И.Ф.Гербарта возрождается аристотелевско-лейбницианское понимание бытия как единичного сущего. В полемике с немецким идеализмом Гербарт восстанавливает в правах главный логико-онтологический принцип Аристотеля – закон противоречия: бытие – это то, что тождественно себе; противоречащее себе не может существовать. Противоречие, по Гербарту, имеет место в мире явлений, а не вещей самих по себе – «реалов». В мире явлений мы имеем дело со свойствами реалов как результатом отношения их к другим реалам. Сущность, т.о., онтологически оказывается первее отношений бытия, но для нашего познания у Гербарта, как и у Аристотеля, первее отношение: вне отношения к другим реалы непознаваемы. В отличие от Лейбница, который мыслил монады по аналогии с душой и считал их изменяющимися, развивающимися, Гербарт, видевший в этом понимании монад источник немецкого идеализма, снявшего различие бытия и становления, возвращается к аристотелевско-томистскому пониманию субстанций как неизменных единиц бытия и тем самым возрождает отвергнутое Кантом учение о душе как простой субстанции (рациональную психологию).
Б.Больцано также обратился к реализму и объективизму в трактовке сущего. Его «Наукоучение» (1837) – противоположность наукоучения Фихте: если Фихте исходил из Я как абсолютного субъекта, то предмет изучения Больцано – сущее само по себе, вневременное и неизменное, сходное с идеями Платона. Мир бытия, по Больцано, не зависит от познающего субъекта; как и Гербарт, Больцано выступает против трансцендентального идеализма и возрождает плюралистическую метафизику Лейбница. Идеи Больцано оказали влияние на понимание бытия у А.Мейнонга, Э.Гуссерля (гл.о. раннего), выступивших в конце 19 – начале 20 в. против субъективизма и скептицизма с позиций объективной онтологии платонистского типа. В защиту аристотелевского реализма выступил также ученик А.Тренделенбурга Ф.Брентано , критиковавший немецкий идеализм как мистически-романтическое направление и подготовивший феноменологическое движение (А.Мейнонг, К.Штумпф и Э.Гуссерль – ученики Брентано). Согласно Брентано, Фихте и особенно Гегель, устранив реальное бытие субстанций, сведя его до уровня простого явления, подорвали основу христианского персонализма и поставили на его место реальность всеробщего – государства, которое онтологической реальностью не обладает. Диссертация Брентано «Многообразие значений сущего у Аристотеля» (1869) посвящена проблеме бытия и его видов. Реальным бытием, по Брентано, обладают не универсалии, а лишь индивидуальные вещи (ср. «реалы» Гербарта). Однако в отличие от Гербарта Брентано не ограничивает познание только сферой отношений, т.е. явлений: сущности сами по себе непосредственно доступны познанию, но не всякие, а сущности особого рода, составляющие данности душевной жизни, феномены внутреннего восприятия. Что же касается восприятия внешнего, то здесь мы имеем дело с явлениями в кантовском смысле слова – они являют не себя, а нечто другое, непосредственно нам не доступное. Реализм Брентано, т.о., распространяется только на сферу психической (но не физической) действительности, – этот принцип обнаруживается и в феноменологии Гуссерля.
Попыткам возрождения реалистической онтологии противостоял с сер. 19 в. позитивизм, продолжавший номиналистическую традицию и ту критику субстанции, которую начал английский эмпиризм и завершил Д.Юм. Согласно О.Конту, познание имеет своим предметом связь явлений, т.е. исключительно сферу отношений (относительного): самосущее не только непознаваемо, но его вообще не существует.
Деонтологизацию знания осуществляло в последней четверти 19 в. и неокантианство. Если позитивисты пытались поставить на место метафизики (онтологии) конкретные науки, то у неокантианцев это место занимает либо гносеология (теория науки – Марбургская школа), либо аксиология (теория ценностей – Баденская школа). В Марбургской школе принцип отношения был объявлен абсолютным, на место, единства бытия было поставлено единство знания, которое Г.Коген обосновывает, опираясь на единство функции (в качестве такового выступает трансцендентальная апперцепция Канта), а не единство субстанции. Деонтологизация научного и философского знания предполагает устранение кантовской «вещи в себе» как чего-то данного, не порожденного трансцендентальным субъектом: субстанция, согласно Когену и П.Наторпу, есть лишь необходимая предпосылка для того, чтобы мыслить отношения, которые только и существуют реально: нечто движущееся – лишь логический постулат, вводимый для того, чтобы мыслить движение. Философия имеет дело не с бытием, а только с методом, сущность всякого знания – опосредование, т.е. установление системы отношений между условными единицами, смысл которых определяется их местом во всеобщей связи метода; деятельность опосредования – единственная реальность, признаваемая марбуржцами: «движение – все, конечная цель – ничто». Тенденция к деонтологизации философии характерна и для Баденской школы: создавая – в противовес утилитаризму и эвдемонизму в этике и натурализму в философии истории – теорию ценностей как вечных и неизменных опорных точек в мире изменчивого и преходящего бытия, В.Виндельбанд и Г.Риккерт отождествляют при этом бытие с эмпирическим сущим (т.е. со становлением) и потому объявляют ценности началом внебытийным. Ценности не обладают бытием, они только значат, имеют силу по отношению к субъекту деятельности; небытие оказывается т.о. выше бытия и в то же время бессильнее и беспочвеннее бытия. Мир ценностей (как и категорический императив Канта) есть идеал, а не реальность, он обращен к нашей доброй воле и только ею может быть воплощен в действительность. Бытие и благо, бытие и долженствование оказываются противопоставленными друг другу.
БЫТИЕ В ФИЛОСОФИИ 20 в. Возрождение интереса к проблеме бытия в 20 в., как правило, сопровождается критикой неокантианства и позитивизма. При этом философия жизни (Бергсон, Дильтей, Шпенглер и др.), считая принцип опосредования спецификой естественных наук и ориентирующегося на них сциентизма (опосредованное знание имеет дело только с отношением, но никогда – с самим бытием), апеллирует к непосредственному знанию, интуиции – но не интеллектуальной интуиции рационализма 17 в., а интуиции иррациональной, сродни художественной. Разум отождествляется в философии жизни с научным рассудком, т.е. с функциональным принципом – в этом общность ее предпосылок с теорией познания неокантианства и позитивизма: оба направления отождествили бытие с изменчивым и текучим становлением, а согласно Бергсону, бытие – это поток творческих изменений, неделимая непрерывность, или длительность (la durée), которая дана нам в интроспекции; аналогично Дильтей видит сущность бытия в историчности, а Шпенглер – в историческом времени, составляющем природу души.
По-иному реализуется стремление к бытию в феноменологической школе. Старший современник Гуссерля А.Мейнонг неокантианскому принципу «значимости», отнесенному к субъекту, противопоставляет понятие «очевидности», исходящей от объекта и потому строящейся не на нормативных началах (долженствовании), а на основе бытия. В основу теории познания Мейнонг кладет теорию предмета, исходный пункт которой – различение объекта и бытия, сущности (Sosein) и существования (Dasein). Требование очевидности как критерия истинности лежит также в основе феноменологического «усмотрения сущности»; однако фактическая ориентация Гуссерля на психологию (как и Брентано, он считает непосредственно постигаемыми лишь феномены душевного мира) обусловила постепенный переход его на позиции трансцендентализма, так что подлинным бытием у него во второй период стал не мир «истин самих по себе», а имманентная жизнь трансцендентального сознания: «Трансцендентальное сознание есть абсолютное бытие» (Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie, 1912, S. 141); это имманентное бытие, не нуждающееся ни в какой «вещи» для своего существования (так Спиноза определял субстанцию). Чистое сознание, по Гуссерлю, – это изначальная категория, в которой коренятся все другие регионы бытия.
М.Шелер видит в неокантианстве и позитивизме апологию тех тенденций индустриальной цивилизации, которые превратили человека в homo faber, противостоящего не только природе, но и бытию, всякой непосредственной данности вообще. Осуществляя в этике тот же поворот к онтологизму, который ранний Гуссерль сделал в логике, Шелер относит нравственные ценности не к миру долженствования, а к идеальному миру бытия. Тем самым они перестают быть чем-то отнесенным к субъекту, т.е. отношениями, и выступают как не зависящее от субъекта «в-себе-бытие», как особый регион бытия – ordo amoris (строй любви), Паскалев «закон сердца», раскрывающийся в феноменологическом созерцании. Если у Гуссерля бытие есть абсолютное, или чистое сознание, то в персоналистической онтологии Шелера бытие – это личность, понимаемая как не объективируемая в ее глубинной сущности «субстанция-акт», отнесенная в своем бытии к верховной личности – Богу. Возрождая традицию августинианства, Шелер, однако, в отличие от Августина, рассматривает высшее бытие как бессильное по отношению к низшему, и причина этого – в том, что, по Шелеру, духовное бытие не более изначально, чем бытие слепой жизненной силы, которая определяет собой реальную действительность. Неоавгустинианство Шелера оказалось привитым к стволу философии жизни в ее ницшеанском варианте: начало жизни и силы – в лучшем случае безразличное к добру и злу, а скорее, пожалуй, и злое – противостоит у него бессильному идеальному миру духа, и для самого Шелера из двух полюсов – бессильного духа и бездуховной силы – скорее последняя должна быть отождествлена с бытием. Отталкиваясь, как и Шелер, от неокантианства, Η. Γартман объявил бытие центральным понятием философии, а онтологию – главной философской наукой, основой как теории познания, Так и этики. Бытие, по Гартману, выходит за пределы всякого сущего и потому не поддается прямому определению; предмет онтологии – бытие сущего; исследуя – в отличие от конкретных наук – сущее как таковое (ens qua ens Аристотеля), онтология тем самым касается и бытия. Взятое в своем онтологическом измерении сущее, по Гартману, отличается от предметного бытия, или «бытия-в-себе», как его обычно рассматривает гносеология, т.е. как объект, противоположный субъекту; сущее как таковое не является противоположностью чего бы то ни было, оно также нейтрально по отношению к любым категориальным определениям. Бытийные моменты сущего – существование (Dasein) и качественная определенность, связанная с сущностью (Sosein); модусы бытия сущего – возможность и действительность, способы бытия – реальное и идеальное бытие. Категории Гартман рассматривает как принципы бытия (и отсюда уже – как принципы познания), а не как формы мышления. Онтологическая структура реального мира, по Гартману, иерархична: неживое, живое, душевное и духовное – вот «слои», или «уровни», бытия, причем каждый высший слой базируется на низшем.
Онтология Гартмана исключает эволюционизм: слои бытия составляют инвариантную структуру сущего. В этом отношении учение Гартмана сходно с иерархией уровней бытия в томизме, однако от томистско-аристотелианского подхода его отличает тезис (общий у Гартмана с Шелером) о бессилии высшего слоя по отношению к несущему его низшему (органической природы по отношению к неорганической, духа – по отношению к жизни) и связанное с ним положение о внебытийном статусе ценностей, перекликающееся с теорией ценностей неокантианцев. М.Хайдеггер видит основную задачу философии в раскрытии смысла бытия сущего. В «Бытии и времени» (1927) Хайдеггер вслед за Шелером раскрывает проблему бытия через рассмотрение бытия человека, критикуя Гуссерля за то, что он рассматривает человека как сознание (а тем самым – знание), тогда как надо понять его как бытие – «тут-бытие» (Dasein), которому свойственны «открытость» («бытие-в-мире») и «понимание бытия». Бытийную структуру человека Хайдеггер называет экзистенцией . Не мышление, а именно экзистенция как эмоционально-практически-понимающее сущее открыто смыслу бытия. Источником открытости «тут-бытия» Хайдеггер считает его конечность, смертность, временность; предлагая увидеть бытие в горизонте времени, Хайдеггер тем самым объединяется с философией жизни против традиционной онтологии, критикуя ее за то, что она, начиная с Платона и Аристотеля, якобы отождествляла бытие с сущим (это отчасти справедливо лишь по отношению к номинализму и эмпиризму 17 в., а также к позитивизму и философии жизни); трансцендентальный идеализм (в т.ч. и феноменологию Гуссерля 1910–20-х гг.) Хайдеггер характеризует как субъективизм, «забвения бытия». Как и Ницше, Хайдеггер видит источник «забвение бытия» в платоновской теории идей, отвергает попытки толковать бытие как Бога, как «высшее сущее». «Бытие – это не Бог и не основа мира. Бытие дальше, чем все сущее, и все же ближе человеку, чем любое сущее, будь то камень, животное, произведение искусства, машина, будь то ангел или Бог. Бытие есть наиближайшее. Однако близкое остается человеку самым далеким» (Platons Lehre von der Wahrheit. Bern, 1947, S. 76).
Поворот к бытию, нашедший выражение в творчестве Гербарта, Лотце, Брентано, Гуссерля, Шелера, Гартмана и Хайдегтера, в русской философии был начат в 19 в. В.С.Соловьевым. Отвергая вслед за ним идеализм и отвлеченное мышление, С.Н.Трубецкой, Л.М.Лопатин, Н.О.Лосский, С.Л.Франк и другие выдвинули в центр рассмотрения вопрос о бытии. Наиболее глубоко этот вопрос был исследован в идеал-реализме Н.О.Лосского и С.Л.Франка. Последний показал, что субъект может непосредственно созерцать не только содержание сознания, но и бытие, которое возвышается над противоположностью субъекта и объекта, будучи абсолютным бытием, или Всеединством. Отправляясь от идеи Всеединства, Н.О.Лосский сочетает ее с учением об индивидуальных субстанциях, восходящим к Лейбницу, Тейхмюллеру и А.Козлову. При этом он выделяет иерархические уровни бытия: низший – пространственно-временные события эмпирического мира; второй уровень – отвлеченно-идеальное бытие универсалий – математических форм, чисел, отношений величин и т.д., вносящих единство и связь в многообразие чувственного мира; более высокий, третий уровень – конкретно-идеальное бытие субстанциальных деятелей, сверхпространственных и сверхвременных индивидуальных субстанций, иерархия которых, как и у Лейбница, определяется степенью ясности их представлений; на вершине этой иерархии располагается Высшая субстанция, которая, однако, как и остальные субстанции, тварна. Творец – трансцендентный Бог есть источник лишь бытия субстанций, в то время как функция их объединения и тем самым единства мира принадлежит Высшей внутримировой монаде.
Т.о., в 20 в. наметилась тенденция возвращения бытию его центрального места в философии, связанная со стремлением освободиться от той тирании субъективности, которая характерна для новоевропейской мысли и составляет духовную основу индустриально-технической цивилизации.
Литература:
1. Лосский Н.О. Ценность и бытие. Париж, 1931;
2. Человек и его бытие как проблема современной философии. М., 1978;
4. Гайденко П.П. Бытие и разум. – «ВФ», 1997, № 7;
5. Hartmann N. Zur Crundlegung der Ontologie. Meisenheim, 1941;
6. Litt Th. Denken und Sein. В., 1948;
8. Heidegger M. Zur Seinsfrage. Fr./M., 1956;
9. Stein E. Endliches und ewiges Sein. Freiburg, 1962;
10. Lotz J.B. Das Urteil und das Sein. – «Pullacher Philosophische Forschungen», Bd. II. Münch., 1957;
11. Möller J. Von Bewusstsein zu Sein. Mainz, 1962;
12. Sartre J.-P. L’être et le néant. P., 1965;
13. Lotz J.В. Sein und Existenz. Freiburg, 1965;
14. Beck H. Der Akt-Charakter des Seins. Münch., 1965;
15. Specht E.K. Sprache und Sein. В., 1967;
16. Wahrheit, Wert und Sein. Festgabe für D.v.Hildebrand zum 80. Geburtstag, hrsg. von B.Schwarz. Regensburg, 1970;
17. Schmitt G. The concept of being in Hegel and Heidegger. Bonn, 1977;
18. Gilson E. Constantes philosophiques de l’être. P., 1983.
С полным основанием можно утверждать, что в философии нет более фундаментальной по значимости и сложной по решению проблемы, чем выяснение сущности бытия.
В настоящее время в мировой нет единой точки зрения по вопросу о том, что такое бытие. Мы придерживаемся достаточно распространенной точки зрения на то, что:
Впервые понятие “бытие” как специфическую категорию для обозначения существующей реальности использует древнегреческий мыслитель Парменид (ок. 540 — 470 гг. до н. э.). Согласно Пармениду, бытие существует, оно непрерывно, однородно и совершенно неподвижно . Ничего другого, кроме бытия нет. Все эти идеи содержатся в его утверждении: “следует говорить и думать, что сущее есть, ибо бытие есть, в то время как ничего другого нет”. Значительное внимание проблеме бытия уделял , который своим творчеством внес существенный вклад в ее разработку. Бытие отождествляется Платоном с миром идей, которые выступают подлинными, неизменными, вечно существующими. “То бытие, — спрашивает Платон, — существование которого мы выясняем в наших вопросах и ответах, — что же оно, всегда неизменно и одинаково или в разное время иное? Может ли равное само по себе, прекрасное само по себе, все вообще существующее само по себе, т.е. бытие, претерпеть какую бы то ни было перемену? Или же любая из этих вещей, единообразная и существующая сама по себе, всегда неизменна и одинакова и никогда, ни при каких условиях ни малейшей перемены не принимает?” И отвечает: “Они должны быть неизменны и одинаковы...” Истинное бытие противопоставляется Платоном неподлинному бытию, под которым подразумеваются доступные человеческим чувствам вещи и явления. Чувственно воспринимаемые вещи есть ничто другое, как подобие, тень, всего-навсего отражающие совершенные образы — идеи.
Истинное бытие — это идея, это мысль всякой души, которая, подобно мысли бога, “питается разумом и чистым знанием” всегда, когда это ей подобает. “Поэтому она, когда видит сущее хотя бы время от времени, любуется им, питается созерцанием истины и блаженствует, пока небесный свод, описав круг, не перенесет ее опять на то же место. В своем круговом движении она созерцает самое справедливость, созерцает рассудительность, созерцает знание, не то знание, которому свойственно возникновение, и не то, которое меняется в зависимости от изменений того, что мы теперь называем бытием, но то настоящее знание, что заключается в подлинном бытии”. В диалоге “Парменид” Платон более детально высказывается по поводу земного, производного бытия, которым у него выступает реальный, чувственно воспринимаемый мир. В нем, в отличие от истинного, можно сказать, небесного бытия, существует единое и многое, возникновение и гибель, развитие и покой. Сущность этого мира, его динамика характеризуются постоянным конфликтом небесного бытия и земного небытия, идеи и материи. В этом мире нет ничего вечного, неизменного, т.к. все подвержено возникновению, изменению и гибели. Существенный вклад в развитие учения о бытии вносит Аристотель. Основу всякого бытия, по Аристотелю, составляет первичная материя, которую однако трудно определить с помощью какой-либо категории, поскольку она в принципе не поддается идентификации. Вот одно из определений-объяснений первичной материи, которое дает Аристотель: “это — бытие, которое существует необходимо; и поскольку оно существует необходимо, тем самым (оно существует) хорошо, и в этом смысле является началом... существует некоторая сущность вечная, неподвижная и отделенная от чувственных вещей: и вместе с тем показано и то, что у этой сущности не может быть никакой величины, но она не имеет частей и неделима..., но с другой стороны, (показано) также, что это — бытие, не подверженное (внешнему) воздействию и не доступное изменению”.
Хотя первая материя входит составной частью во всякое бытие , тем не менее ее нельзя отождествлять с бытием или же считать одним из элементов реального бытия. И все же кое-какую определенность первая материя имеет, поскольку она включает в себя четыре элемента — огонь, воздух, воду и землю, которые путем различных комбинаций выступают своеобразным посредником между первой материей, непостижимой с помощью чувств, и реально существующим миром, который воспринимается и познается человеком. Важнейшей заслугой Аристотеля в разработке учения о бытии является его идея о том, что реальное бытие становится доступным для познания благодаря форме, образу, в которой она представляется человеку. По Аристотелю, потенциальное бытие, включающее в себя первую материю и четыре основных природных элемента, благодаря форме, образует реальное бытие и делает его доступным для познания. Впервые реально существующее бытие предстает как единство материи и формы. Французский мыслитель Рене Декарт закладывает основы дуалистической трактовки бытия. Первичную достоверность всего сущего Декарт признает прежде всего в мыслящем Я, в осознанности человеком своей деятельности. Развивая эту мысль, Декарт утверждает, что если отбросить и провозгласить ложным все, в чем можно каким-либо способом сомневаться, то легко предположить, что нет бога, неба, тела, но нельзя сказать, что не существуем мы, что мы не мыслим. Было бы противоестественным полагать, что то, что мыслит не существует.
А поэтому умозаключение, выраженное словами “Я мыслю, следовательно, существую ” является наипервейшим из всех и наидостовернейшим из тех, которые перед каждым, кто правильно философствует, предстанут. Нетрудно определить, что здесь в качестве бытия выступает духовное начало, и в частности, мыслящее Я. Одновременно с этим Декарт признает и другое начало всего сущего, которым у него выступает не зависящая от сознания и духа материя. Ее основным признаком, атрибутом становится протяженность. Таким образом, движение и протяженность будут убедительными характеристиками материальности мира. Следовательно, бытие у Декарта представлено дуалистически: в форме духовной субстанции и в форме материальной. С позиций субъективного идеализма объясняет сущность бытия английский философ Джордж Беркли (1685-1753). Суть его воззрений заключается в утверждении, что все вещи — это лишь “комплексы наших ощущений”, которые изначально даны нашим сознанием. По Беркли, реальное бытие, т.е. вещи, идеи объективно, в реальности, в своем земном воплощении не существуют, их прибежищем является человеческая мысль. И хотя у Беркли проявляются тенденции к объективно-идеалистическому толкованию сущности бытия, в целом его трактовка этой проблемы носит субъективно-идеалистический характер. С позиций диалектического материализма трактуют проблему бытия основоположники философии марксизма Карл Маркс (1818 — 1883 гг.) и Фридрих Энгельс (1820 — 1895 гг.). Опираясь на материалистические традиции в толковании бытия, разработанные еще английскими и французскими философами-материалистами, марксизм понимает под бытием материю, существующую бесконечно, в пространстве и времени и независимую от человеческого сознания. Констатируя вечность бытия, марксизм вместе с тем признает начало, возникновение и конечность конкретных вещей и явлений. Бытие не существует без материи, они вечны и существуют одновременно. Небытие означает не исчезновение бытия, а переход из одной формы бытия в другую. Основоположники марксизма, в отличие от своих предшественников, выделили несколько уровней бытия и, в частности, природное бытие и общественное бытие. Под общественным бытием они понимают совокупность материальной и духовной деятельности людей, т.е. “производство самой материальной жизни”. В последующие годы, включая и XX столетие, принципиальных “прорывов” в толковании бытия практически не произошло.
В качестве примера можно привести понимание бытия одним из наиболее известных философов XX в. Мартином (1883 — 1976 гг.) . Как философ-экзистенциалист Хайдеггер дает различные характеристики и толкования бытия, иной раз противоречивые и опровергающие ранее высказанные. Хотя немецкий мыслитель занимался этой проблемой практически всю свою жизнь, тем не менее у него нет академического определения бытия, а только дается характеристика, описание, выделение каких-то важных сторон, что, впрочем, соответствует экзистенциалистскому рассмотрению проблемы. Так, согласно Хайдеггеру: “Бытие — вещь, с которой мы имеем дело, но не нечто сущее. Время — вещь, с которой мы имеем дело, но не нечто временное. О сущем мы говорим: оно есть. Вглядываясь в эту вещь, “бытие”, вглядываясь в эту вещь, “время”, сохраним осмотрительность. Будем говорить не: бытие есть, время есть, но: бытие имеет место и время имеет место”. И далее: “Бытие никак не вещь, соответственно оно не нечто временное, тем не менее в качестве присутствования оно все равно определяется временем. Время никак не вещь, соответственно оно не нечто сущее, но остается в своем протекании постоянным, само не будучи ничем временным наподобие существующего во времени.
Бытие и время взаимно определяют друг друга, однако так, что ни первое — бытие — нельзя рассматривать как временное, ни второе — время — как сущее”. Исходя из сказанного, по-видимому, не стоит удивляться тому, что на завершающем этапе своей деятельности Хайдеггер приходит к выводу о невозможности рационально познать бытие.
Бытие как материальная реальность и единство мира
Ранее было показано, что проблема бытия и последующего его осмысления возникает практически вместе с формированием культурного человека.
Уже первые античные мудрецы начали задумываться над тем, что представляет собой окружающая их среда, откуда она появилась, конечна она или беспредельна, наконец, как ее обозначить или назвать. Как это ни покажется парадоксальным, но приблизительно эти же вопросы интересуют современного человека, в первую очередь из числа тех, кто задумывается над проблемой своего существования и мира в целом. В наше время бытие трактуется как философская категория для обозначения реально существующего мира, лежащего в основе всех вещей и явлений. Другими словами, бытие охватывает, включает в себя все многообразие космических, природных и созданных человеком вещей и явлений. Перед конкретным человеком бытие предстает по крайней мере в двух видах (двояко). Это, прежде всего, космос, природа, мир вещей и духовных ценностей, созданных человеком. Это такое бытие, которое по отношению к человеку существует вечно как беспредельная и непреходящая целостность.
Человеческое сознание констатирует существование этого бытия и тем самым как бы получает незыблемую точку опоры для подтверждения вечности и нерушимости мира. Однако существует и другое, обыденное понимание бытия, которое обусловлено временным преходящим существованием человека и получает соответствующее отражение в его сознании. Это бытие временное, конечное, преходящее. Именно так оно воспринимается человеком. В строгом смысле слова категорию “бытие” нельзя использовать для обозначения и характеристики этого образа существования человека, но поскольку оно вошло в обиход, то при характеристике такого бытия целесообразно подкреплять ее такими понятиями, как относительное, конечное, преходящее бытие. Предметом нашего изучения становится бытие в его трансцендентальном, универсальном плане как извечно существующее, непреходящее и вечное. Изучение бытия в таком разрезе требует осмысления категорий небытие, существование, материя, пространство, время, становление, качество, количество. Ведь раньше чем говорить о чем-либо и тем более делать какие-либо обобщения нужно, чтобы это что-то прежде всего имелось в наличии, т.е. существовало. И действительно, сначала с помощью чувственного восприятия человек фиксирует, как бы фотографирует появившиеся вещи и явления и только потом у него появляется потребность отразить их в образе, слове, понятии. Качественное отличие категории “бытия” от реально существующего бытия или конкретного существования вещи, явления заключается в том, что категория “бытие” не самоочевидна, она возникает, формируется благодаря как конкретно существующей вещи или явлению, так и наличию конкретно существующего человеческого мышления. Возникнув в результате такого взаимодействия, категория “бытие” затем начинает самостоятельное существование. В понимании сущности бытия мира как целого важная роль принадлежит категории материя. Действительно, бытие нуждается не только в существовании, но и в какой-то основе, фундаменте. Другими словами, все конкретные вещи и явления для своего объединения в одно целое, и в частности, в категорию бытие должны иметь точки соприкосновения, какую-то единую основу. Такой основой, образующей неразрывное единство и универсальную целостность конкретных вещей и явлений, выступает материя. Именно благодаря ей мир предстает как единое целое, существующее независимо от воли и сознания человека. Тем не менее существуют определенные трудности в понимании единства мира. Они обусловлены тем, что у людей в процессе их практической деятельности преходящее переплетается, смешивается с непреходящим, вечное с временным, бесконечное с конечным. Кроме того, слишком очевидны различия, существующие между природой и обществом, вещным и духовным, отдельной личностью и обществом, наконец, различия между отдельными людьми. И все же человек неуклонно шел к пониманию единства мира во всем его многообразии — природно-вещного и духовного, природного и общественного, поскольку сама реальная действительность все настойчивее подталкивала его к этому.
Вывод, который можно сделать из сказанного, заключается в том, что космос, природа, общество, человек, идеи существуют равным образом. Хотя они представлены в различной форме, тем не менее своим наличием они создают универсальное единство бесконечного непреходящего мира. Не только то, что было или есть, но и то, что будет, с необходимостью подтвердит единство мира. Другой важнейшей характеристикой или составной частью философской категории “бытие” является наличие действительности как совокупной реальности. В повседневной жизни человек постоянно убеждается, что различные целостности, структуры мира, обладая только им присущими свойствами и формами, равно сосуществуют, проявляют себя, и одновременно взаимодействуют друг с другом. Космос, природа, общество, человек — это все разные формы бытия, имеющие свою специфику существования и функционирования. Но вместе с тем они были, есть и будут взаимозависимы и взаимосвязаны.
Нет необходимости подробно объяснять, насколько взаимосвязаны такие “отдаленные” сущности, как космос и общество. Экологические проблемы, которые все острее дают о себе знать, не в последнюю очередь имеют своей основой человеческую деятельность. С другой стороны, ученые уже не первое десятилетие убеждают, что только через освоение космического пространства человечество в ближайшие столетия, а, возможно, десятилетия сможет решить жизненно важные для себя проблемы: например, снабжение землян так остро необходимыми энергоресурсами и создание высокоурожайных сортов зерновых культур. Таким образом, есть основания утверждать, что в человеческом сознании формируется идея бытия совокупной реальности, которая включает в себя космос и его воздействие на природу и человека; природу, под которой подразумевается окружающая среда, прямо или опосредованно воздействующая на человека и общество, и, наконец, общество и человек, чья деятельность соответственно не только зависит от космоса и природы, но и, в свою очередь, оказывает на них определенное воздействие. Вся эта совокупная реальность самым непосредственным образом влияет на формирование у человека идеи бытия, сознания бытия. Необходимо всегда иметь в виду, что не только внешний природный мир, но и духовная, идеальная среда осваивается в процессе практики, взаимодействия с чем-то реально существующим, а поэтому отраженная в человеческом сознании она приобретает определенную самостоятельность и в этом смысле ее можно рассматривать как особую реальность. Поэтому не только в повседневной жизни, но и при анализе трансцендентальных проблем это надо учитывать не в меньшей мере, чем предметный вещественный мир явлений.
Основные формы бытия и диалектика их взаимодействия
Мир как повседневная реальность предстает перед человеком как целостное явление, всеобщее единство, включающее в себя огромное множество разнообразных вещей, процессов, состояний человеческих индивидов, природных явлений.
Это то, что мы называем всеобщим бытием . Основным компонентом, с помощью которого осуществляются всеобщие связи между этим бесконечным множеством вещей, выступает единичное. Другими словами, мир наполнен множеством единичных явлений , вещей, процессов, которые взаимодействуют друг с другом. Это мир единичных сущностей, к которым следует отнести людей, животных, растения, физические процессы и многое другое. Но если исходить только из всеобщего и единичного, то человеческому сознанию будет очень трудно, а скорее, невозможно ориентироваться в этом многообразном мире. Между тем в этом разнообразии имеется немало таких единичностей, которые, отличаясь друг от друга, в то же время имеют немало общего, порой даже сущностного, что позволяет их обобщить, объединить в нечто более общее и целостное. Это то, что лучше всего обозначить как особенное. Разумеется, все эти формы бытия тесно взаимосвязаны друг с другом, и их классификация как всеобщего, единичного и особенного, отражая реально существующее, помогает человеку лучше разобраться в бытии. Если эти состояния представить предметно на примерах, то это будет выглядеть следующим образом:
- всеобщее — это мир в целом, космос, природа, человек и результаты его деятельности;
- единичное — это отдельный человек, животное, растение; особенное — это различные виды животных, растений, социальные классы и группы людей.
С учетом сказанного выше, формы человеческого бытия можно представить так:
- бытие материальных явлений, вещей, процессов, которые, детализируя, в свою очередь, можно разделить на природное бытие во всем его многообразии и материальное бытие, созданное человеком;
- материальное бытие человека, в котором для удобства анализа можно выделить телесное существование человека как части природы и существование человека как мыслящего и одновременно социально-исторического существа;
- духовное бытие, включающее в себя индивидуализированную духовность и общечеловеческую духовность.
Кроме этих форм бытия, которые служат объектом нашего теперешнего анализа, существует еще социальное бытие, или бытие общества, природа которого будет рассмотрена в рамках учения об обществе. Прежде чем переходить к выяснению того, что такое природное бытие, отметим, что человеческое знание об этой самой первой и важнейшей форме бытия, благодаря чему, собственно, и стало возможным высказываться по поводу рассматриваемой проблемы, опирается на весь опыт практической и умственной деятельности человека, на многочисленные факты и аргументы прикладных и теоретических наук, собранные и обобщенные за все время существования культурного человечества. Эти же выводы убедительно подтверждаются современной наукой. Природное бытие — это материализованные, т.е. видимые, ощущаемые, осязаемые и т. п. состояния природы, которые существовали до появления человека, существуют сейчас и будут существовать в будущем. Характерная особенность этой формы бытия — ее объективность и ее первичность по отношению к другим формам бытия. Объективный и первичный характер природы подтверждается тем, что она возникла и существовала за много миллиардов лет до появления человека. Следовательно, признание ее существования не зависело от того, есть или нет человеческое сознание. Более того, как известно, сам человек является продуктом природы и появился на определенном этапе ее развития. Еще один аргумент в обоснование незыблемости существеннейших качеств природного бытия заключается в том, что, несмотря на появление человека, его сознательную деятельность и воздействие на природу (нередко разрушительную) человечество и сейчас, подобно тому как и тысячи лет назад, в самом главном, в том, что касается основ его существования, продолжает зависеть от природных явлений.
Весомым свидетельством в пользу первичности и объективности природы может служить то, что физическое и умственное состояние человека зависит от природных условий. Если допустить какие-то даже не очень существенные изменения в природе, например, повышение или понижение на несколько градусов средней температуры на земле, незначительное сокращение содержания кислорода в воздухе, это сразу же создаст непреодолимые препятствия для выживания сотен миллионов людей. А уж если произойдут более резкие природные катаклизмы, например, столкновение нашей планеты с крупной кометой или другим космическим телом, то это грозит физическому существованию всего человечества. Наконец, нельзя не сказать еще об одном качестве природного, а точнее, космического бытия. Известно, что в процессе своего существования человечество шаг за шагом — и надо сказать с огромными трудностями — овладевало тайнами природного мира. И сегодня на рубеже нового тысячелетия, несмотря на открытие законов, объясняющих причинно-следственные связи в окружающем человека мире, совершенные инструменты и приборы, созданные человеческим умом, во внешнем человеку мире, в том числе в космическом пространстве, существует немало такого, что сейчас, а возможно, и в далеком будущем останется недоступно человеческому интеллекту.
Следовательно, при анализе природной формы бытия надо исходить и из того, что в силу своей первичности и объективности, в силу своей бесконечности и безмерности, природа или универсум в целом никогда раньше, а, следовательно, и в будущем не может быть охвачена не только восприятием, но даже человеческим воображением и мыслью. Материальное бытие, произведенное человеком или, как его еще называют “вторая природа” — это не что иное, как предметно-вещественный мир, созданный людьми и окружающий нас в повседневной жизни. “Вторая природа” или “второе бытие” — это тот вещественный мир, предметно-бытовой и производственный, который создан и используется для удовлетворения индивидуальных и специальных потребностей людей. Как это ни покажется странным, но и это бытие, возникнув однажды по воле человека, затем продолжает существовать относительно независимой от человека, — а порой и человечества — жизнью в течение очень длительного времени, охватывающего столетия и тысячелетия. Так, например, орудия труда, средства передвижения изменяются быстрее, чем вещественные предметы, используемые отдельным человеком для жизни (жилища), обучения (книги), быта (столы, стулья). Во взаимоотношениях между первой и второй природой определяющая роль принадлежит первой, хотя бы уже потому, что без ее участия невозможно не только существование, но и создание “второй природы”. Вместе с тем, и это стало особенно ощутимым и заметным в последнее столетие, вторая природа обладает способностью локального разрушения “первого” бытия. В настоящее время это проявляется в виде экологических проблем, порождаемых непродуманной или социально неконтролируемой деятельностью человека. Хотя “вторая природа” не может разрушить первое бытие, рассматриваемое в его космических измерениях, тем не менее земному бытию в результате разрушительных действий может быть нанесен невосполнимый урон, который при известных обстоятельствах сделает физическое существование человека невозможным.
Нельзя не коснуться такой особенности человеческого бытия, как зависимость его телесных действий от социальных мотиваций. В то время, как другие природные вещи и тела функционируют автоматически и можно с достаточной определенностью предсказывать их поведение на ближайшую и дальнюю перспективу, этого нельзя сделать относительно человеческого тела. Его деятельность и поступки нередко регулируются не биологическими инстинктами, а духовно-нравственными и социальными мотивами. Необходимо упомянуть и о такой форме человеческого бытия, как индивидуализированное духовное бытие и общечеловеческое духовное бытие. Под духовным, не претендуя на охват всей его сущности, подразумевается единство сознательного и бессознательного в деятельности человека, нравственность, художественное творчество, знания, материализующиеся в конкретных символах и предметах. Индивидуализированное духовное бытие — это прежде всего сознание индивида, его осознанная деятельность, включающая в себя элементы неосознанного или бессознательного. Индивидуализированное духовное в определенной степени, хотя и не очень значительной, связано с эволюцией всеобщего бытия, в целом же оно является относительно самостоятельной формой бытия. Вообще, оно существует и дает о себе знать благодаря тому, что есть другая форма духовного бытия — общечеловеческое духовное бытие, которое, в свою очередь, также является относительно самостоятельным и не могло бы существовать без индивидуального человеческого сознания. Поэтому эти формы бытия можно и нужно рассматривать только в неразрывном единстве. Предметно-вещественным проявлением общечеловеческого духовного бытия выступают литература, произведения искусства, производственно-технические предметы, нравственные принципы, идеи о государственном и политическом устройстве общественной жизни. Эта форма духовного бытия практически вечна, правда, сугубо в человеческом времяизмерении, т.к. ее жизнь детерминирована существованием человеческого рода. Индивидуализированное духовное бытие и общечеловеческое духовное бытие, хотя и созданы искусственно, но без них существование человечества было бы невозможно.
Бытие - это философская категория, обозначающая реальность, существующую объективно, независимо от сознания, воли и эмоций человека, философская категория для обозначения сущего как оно мыслится. Под бытием в самом широком смысле этого слова имеется в виду предельно общее понятие о существовании, о сущем вообще. Бытие есть всё то, что есть - всё видимое и невидимое.
Учение о бытии - онтология - одна из центральных проблем философии.
Проблема бытия возникает тогда, когда такого рода универсальные, казалось бы естественные, предпосылки становятся предметом сомнений и раздумий. А поводов для этого более чем достаточно. Ведь окружающий мир, природный и социальный, то и дело задает человеку и человечеству трудные вопросы, заставляет задумываться над прежде не проясненными привычными данностями реальной жизни. Подобно шекспировскому Гамлету, люди чаще всего озабочены вопросом о бытии и небытии тогда, когда чувствуют, что распалась связь времен...
Разбирая проблему бытия, философия отталкивается от факта существования мира и всего, что в мире существует, но для нее начальным постулатом становится уже не сам этот факт, а его смысл.
Первый аспект проблемы Бытия - это и есть длинная цепочка мыслей о существовании, ответы на вопросы Что существует? - Мир. Где существует? - Здесь и везде. Как долго? - Теперь и всегда: мир был, есть и будет. Как долго существуют отдельные вещи, организмы, люди, их жизнедеятельность?
Второй аспект проблемы бытия определяется тем, что для природы, общества, человека, его мыслей, идей существует нечто общее, а именно то, что перечисленные объекты реально существуют. Благодаря своему существованию они образуют целостное единство бесконечного непреходящего мира. Мир как непреходящее целостное единство находится вне и в определенной степени независимо от человека. Бытие есть предпосылка единства мира.
В качестве третьего аспекта проблемы бытия может быть выдвинуто положение о том, что мир есть действительность, которая, поскольку она существует, имеет внутреннюю логику существования и развития. Эта логика предшествует, как бы предсуществует бытию людей и их сознания, и для эффективной человеческой деятельности необходимо познавать эту логику, исследовать законы бытия.
Бытие делится на два мира: мир физических вещей, процессов, материальная действительность и мир идеального, мир сознания, внутренний мир человека, его психических состояний.
Эти два мира имеют различные способы своего существования. Физический, материальный, природный мир существует объективно, независимо от воли и сознания людей. Психический мир - мир человеческого сознания существует субъективно, так как зависим от воли и желания людей, отдельных индивидов. Вопрос о том, как соотносятся эти два мира, - основной вопрос философии. Комбинация этих двух основных форм бытия позволяет выделить еще несколько разновидностей форм бытия.
Особое место в этих мирах занимает человек. Он - природное существо, с одной стороны. С другой стороны, он наделен сознанием, а значит, может существовать не только физически, но и рассуждать о бытии мира и своем собственном бытии. Бытие человека воплощает диалектическое единство объективно-предметного и субъективного, тела и духа. Само по себе это явление уникальное. Материальное, природное выступает у человека первичной предпосылкой его существования. Вместе с тем многие действия человека регулируются социальными, духовно-нравственными мотивами. В самом широком смысле человечество - это общность, в которую входят все индивиды, живущие ныне или жившие ранее на Земле, а также те, кому предстоит родиться. Надо иметь в виду, что люди существуют до, вне и независимо от сознания каждого отдельного человека. Здоровое, нормально функционирующее тело является необходимой предпосылкой умственной деятельности, здорового духа. Об этом же говорит и народная пословица: «в здоровом теле - здоровый дух». Правда, верное по своей сути изречение допускает и исключения, так как человеческий интеллект, его психика не всегда подчинены здоровому телу. Но и дух, как известно, оказывает, а точнее, в состоянии оказать огромное позитивное влияние на жизнедеятельность человеческого тела.
Следует обратить внимание и на такую особенность человеческого бытия, как зависимость его телесных действий от социальных мотиваций. В то время как другие природные вещи и тела функционируют автоматически, и можно с достаточной определенностью предсказывать их поведение на ближайшую и дальнюю перспективу, этого нельзя сделать относительно человеческого тела. Его проявления и поступки нередко регулируются не биологическими инстинктами, а духовно-нравственными и социальными мотивами.
Своеобразный способ существования характеризует и человеческое общество. В социальном бытии переплетаются материальное и идеальное, природа и дух. Бытие социального делится на бытие отдельного человека в обществе и в процессе истории и бытие общества. Эту форму бытия мы будем анализировать в разделах, посвященных обществу.
Тема форм бытия имеет большое значение для уяснения различий в философских воззрениях. Главное различие обычно касается того, какую форму бытия считать главной и определяющей, исходной, какие формы бытия производны. Так, материализм считает основной формой бытия природное бытие, остальные - производными, зависимыми от основной формы. А идеализм считает основной формой идеальное бытие.
Бытие – одна из важнейших категорий философии. Она фиксирует и выражает проблему существования в ее общем виде. Слово «бытие» происходит от глагола «быть»». Но как философская категория «бытие» появилась только тогда, когда философская мысль поставила перед собой проблему существования и стала анализировать эту проблему. Философия имеет своим предметом мир как целое, соотношение материального и идеального, место человека в обществе и в мире. Другими словами, философия стремится выяснить вопрос о бытии мира и бытии человека. Поэтому философия нуждается в особой категории, фиксирующей существование мира, человека, сознания.
В современной философской литературе указывается два значения слова «бытие». В узком смысле слова – это объективный мир, существующий независимо от сознания; в широком – это все существующее: не только материя, но и сознание, идеи, чувства и фантазии людей. Бытие как объективная реальность обозначается термином «материя».
Итак, бытие – это все то, что существует, будь то человек или животное, природа или общество, огромная Галактика или наша планета Земля, фантазия поэта или строгая теория математика, религия или законы, издаваемые государством. Бытие имеет свое противоположное понятие – небытие. И если бытие – это все, что существует, то небытие – это все, чего нет. А как соотносятся между собой бытие и небытие? Это уже вполне философский вопрос, и мы посмотрим, как он решался в истории философии.
Начнем с философа элейской школы Парменида. Расцвет его творчества приходится на 69-ю олимпиаду (504-501 до н. э.). Ему принадлежит философская поэма «О природе». Поскольку уже в те времена существовали разные подходы к решению философских проблем, то неудивительно, что Парменид ведет полемику со своими философскими противниками и предлагает свои способы решения насущных философских вопросов. «Быть или вовсе не быть – вот здесь разрешение вопроса», – пишет Парменид. Главный тезис Парменид формулирует предельно кратко: «Есть бытие, а небытия вовсе нету; здесь достоверности путь и к истине он приближает».
Другой путь – это признание того, что небытие существует. Парменид отвергает такой взгляд, он не жалеет слов, чтобы высмеять и осрамить тех, кто признает небытие. Существует только то, что существует, а несуществующего нет. Кажется, что только так и следует рассуждать. Но давайте посмотрим, какие следствия вытекают из этого тезиса. Главное – это то, что бытие лишено движения, оно не возникает и не уничтожается, оно не имело прошлого и не имеет будущего, оно только в настоящем.
Так неподвижно лежит в пределах оков величайших, И без начала, конца, затем что рожденье и гибель Истинным тем далеко отброшены вдаль убежденьем.
Для читателя, не привыкшего к философским рассуждениям, такие выводы могут показаться по меньшей мере странными, прежде всего потому, что они явно противоречат очевидным фактам и обстоятельствам нашей жизни. Мы постоянно наблюдаем движение, возникновение и уничтожение разных предметов и явлений как в природе, так и в обществе. Рядом с нами постоянно рождаются и умирают люди, на наших глазах распалось огромное государство – СССР, и на его месте возникло несколько новых независимых государств. А кто-то утверждает, что бытие неподвижно.
Но на возражения такого рода у философа, следующего Пармениду, найдутся свои аргументы. Во-первых, говоря о бытии. Парменид имеет в виду не ту или иную вещь, а бытие в целом. Во-вторых, он не принимает во внимание мнения, основанные на случайных впечатлениях. Бытие – это умопостигаемая сущность, и если чувства говорят не то, что утверждает ум, то надо отдать предпочтение утверждениям ума. Бытие – это объект мысли. А на этот счет у Парменида имеется вполне определенное мнение:
Одно и то же есть мысль и то, о чем мысль существует. Ибо ведь без бытия, в котором ее выражение. Мысли тебе не найти.
Учитывая все эти замечания, еще раз рассмотрим вопрос о бытии и движении. Что значит быть в движении, двигаться? Это значит переходить из одного места или состояния в другое. А что есть «другое» для бытия? Небытие. Но ведь мы уже согласились, что небытия нет. Значит, бытию некуда двигаться, не во что изменяться, значит, оно всегда только есть, только существует.
И этот тезис по-своему можно защищать и оправдывать, если под бытием иметь в виду только сам факт существования мира, природы. Да, мир существует и только существует. Но если мы выходим за рамки этой простой и универсальной констатации, мы сразу же попадаем в конкретный мир, где движение не только чувственно воспринимаемый, но и умопостигаемый и всеобщий атрибут материи, субстанции, природы. И это понимали древние философы.
Кто же был философским противником Парменида? Его ровесник, ионийский философ из Эфеса Гераклит (его акме также приходится на 69-ю олимпиаду, 504-501 до н. э.). В противоположность Пармениду Гераклит основное внимание уделяет движению. Мир для него – это космос, не созданный никем из богов и никем из людей, но был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим. Вечность мира, вечность бытия для Гераклита столь же несомненна, как и для Парменида.
Но мир Гераклита находится в вечном движении. И здесь его существенное отличие от неподвижного бытия Парменида. Однако Гераклит не ограничивается утверждением о подвижности мира. Само движение он рассматривает как результат взаимоперехода противоположностей. Бытие и небытие неразрывны. Одно порождает другое, одно переходит в другое. «Одно и то же живое и умершее, проснувшееся и спящее, молодое и старое, ибо первое исчезает во втором, а второе в первом». – говорит Гераклит. Из главы, посвященной истории философии, известно, что древнегреческие философы в качестве основы всего принимали, как правило, четыре элемента: землю, воду, воздух и огонь. Того же мнения держался и Гераклит, хотя и ставил на первое место огонь. Однако сами эти элементы он рассматривал не просто как сосуществующие, а как переходящие друг в друга. Бытие одних определяется через переход в небытие других. «Смерть земли – рождение воды, смерть воды – рождение воздуха, смерть воздуха – рождение огня и обратно», – так говорил Гераклит.
Развивая материалистическую философию, более поздние древние философы-материалисты Левкипп (годы жизни неизвестны) и его ученик Демокрит (около 460 – около 370 до н. э.) постарались преодолеть противоречия в учении о бытии и разработали концепцию атомизма. Атомы – это неделимые частицы вещества. Все видимые тела складываются из атомов. А то, что разделяет сами атомы и тела. – это пустота, которая является условием существования многого, с одной стороны, и движения – с другой.
Аристотель в «Метафизике» характеризует взгляды Демокрита и Левкиппа следующим образом: «Левкипп же и приятель его Демокрит учат, что элементы стихии – полное и пустое, называя одно из них бытием, другое – небытием… Потому-то и говорят они, что бытие нисколько не более существует, чем небытие, так как и пустота не менее реальна, чем тело. Эти элементы они считали материальными причинами существующих вещей».
Атомистическое учение было принято и развито материалистами Древней Греции и Рима, в первую очередь такими философами, как Эпикур (341-270 до н. э.) и Тит Лукреций Кар (около 99 – около 55 до н. э.). В дальнейшем атомизм возрождается в философии Нового времени.
Однако в конце V в. до н. э. в древнегреческой философии получили большое развитие совершенно иные философские системы – системы идеалистической философии. И вполне закономерно, что в этих системах представлено совсем иное учение о бытии.
Единый в своей материальности космос прежних философов был в корне преобразован Платоном (427-347 до н. э.). Само бытие оказалось разделенным на неравноценные виды: 1) это прежде всего мир вечных неизменных идеальных сущностей, мир идей, новая форма бытия, предшествующая миру вещей и определяющая его; 2) это мир окружающих нас вещей преходящих, недолговечных, бытие которых носит ущербный характер, это какое-то полубытие; 3) это материя, то вещество, из которого всемирный космический ремесленник, демиург, духовный творец, мировая душа творит вещи по образцам высшего бытия, по образцам идей.
Бытие материи это, по Платону, скорее небытие, так как оно лишено самостоятельного существования и проявляется как бытие только в форме вещей. Все перевернулось в философии Платона. Материя, тождественная с бытием у более ранних философов, была сведена до уровня небытия. А истинно сущим бытием было объявлено бытие идей.
И все же, сколь ни фантастичен сконструированный Платоном мир, но и он является отражением и выражением того мира, в котором живет реальный, исторически сложившийся и исторически развивающийся человек. В самом деле, в реальном общественно-историческом пространстве бытия человеческого существует мир идей, это мир общественного сознания, бытие которого существенно отличается от бытия природных и созданных человеком материальных вещей. И, наверное, можно было бы высоко оценить заслугу Платона в выделении мира идей, если бы он не отделил его от человека и не перенес бы на небо.
В ходе исторического развития общества развивается духовное производство, развиваются и обособляются формы общественного сознания, которые для каждого нового поколения людей предстают как особый, извне данный и подлежащий освоению мир – мир идей. С этой точки зрения философию Платона можно было бы рассматривать как способ фиксации этой особой формы бытия, бытия общественного сознания.
Однако реальная роль, которую сыграла философия Платона в истории философии и общественной мысли, оказалась иной. Через посредничество неоплатонизма философия объективного идеализма Платона сделалась одним из источников христианской теологии, хотя сама эта теология выступала против некоторых элементов платонизма, шедших вразрез с христианской догматикой.
Ранним и в то же время наиболее значительным представителем неоплатонизма был философ Плотин (около 203 – около 269). Он развил учение Платона об идеях и в определенном смысле сделал его законченным. Он разработал, если можно так выразиться, систему симметричного бытия. У Платона бытие подразделяется, как мы видели, на три части: идеи, вещи и материю, из которой образуются вещи.
В мире бытия Плотина существуют четыре вида бытия. Самый низший – это неопределенная материя, вещество как таковое, из которого образуются вещи (мир вещей). Второй вид бытия, более высокий. – это мир вещей, мир наблюдаемой нами природы. Он выше материи, так как представляет собой копии, пусть и несовершенные, совершенных идей. Третий вид бытия – это мир идей. Он не дан в непосредственном восприятии. Идеи – это умопостигаемые сущности, которые доступны уму человека вследствие того, что в душе есть высокая, причастная миру идей часть. И наконец, согласно Плотину, есть особая материя, та, которая составляет субстрат идей. Это – четвертая, высшая форма бытия. Именно она есть вместилище и источник всего и именно она составила предмет особой заботы изобретшего ее Плотина. Эта форма бытия, согласно Плотину, есть единое.
Единое изливает себя вовне, и так последовательно образуется все сущее: ум и содержащиеся в нем идеи, затем мировая душа и души людей, затем мир вещей и, наконец, эманация единого как бы затухает в самой низшей форме бытия – в вещественной материи. Материя духовная – это нечто невыразимое через слова, характеризующие другие формы бытия, потому что это надсущностное бытие. Но души, будучи его эманацией, стремится к нему, как к своему родному. «Мы лучше существуем, когда обращены к нему, – пишет Плотин, – и там – наше благо, а быть вдали от него – значит быть одиноким и более слабым. Там и успокаивается душа, чуждая зла, вернувшись в место, чистое от зла. Там она мыслит и там она бесстрастна. Там – истинная жизнь, ибо жизнь здесь – и без Бога – есть лишь след, отображающий ту жизнь. А жизнь там есть активность ума… Она порождает красоту, порождает справедливость, порождает добродетель. Этим беременеет душа, наполненная Богом, и это для нее начало и конец, начало – потому, что она оттуда, и конец – потому, что благо находится там, и, когда она туда прибывает, она становится тем, чем она, собственно, и была. А то, что здесь и среди этого мира, есть для нее падение, изгнание и потеря крыльев» . Воспарение души, освобожденной от оков этого мира, к своему первичному источнику, к своему «родителю»-единому есть экстаз. И только он может быть для души путем познания невыразимого и непознаваемого в наших словах и в наших мыслях единого.
Время, когда жил и развивал свои философские взгляды Плотин, было переходной эпохой. Старый, античный мир распадался, нарождался новый мир, возникала феодальная Европа. И вместе с тем возникла и стала получать все большее и большее распространение новая религия – христианство. Прежние греческие и римские боги – это были боги политеистических религий. Они символизировали элементы или части природы и сами осознавались частями, элементами этой природы: боги неба и земли, моря и подземного царства, вулкана и утренней зари, охоты и любви. Они жили где-то рядом, совсем близко, а зачастую вступали в непосредственные отношения с людьми, определяя их судьбу, помогая одним в войне против других и т. п. Они были необходимым дополнением к природе и общественной жизни.
Завоевавшее господство монотеистическое религиозное мировоззрение имело совершенно иных богов, точнее, совершенно иного бога. Он один был творцом неба и земли, творцом растений, животных и человека. Это была революция в мировоззрении. К тому же легализация христианства и признание его в качестве государственной религии Римской империи породило лавинообразный процесс вытеснения всех других взглядов из жизни общества.
Интеллектуальная лавина христианства в Западной Европе подмяла под себя все формы духовного творчества. Философия превратилась в служанку богословия. И лишь отдельные, немногочисленные умы средневековья позволяли себе обсуждать, не порывая целиком с христианством, философские проблемы бытия мира и человека вне привычной формы библейского канона.
Для религиозной философии принципиально важным является выделение двух форм бытия: бытия Бога, вневременное и внепространственное, абсолютное, надприродное бытие, с одной стороны, и сотворенной им природы – с другой. Творящее и сотворенное – вот главные виды бытия.
Бытие и небытие, бог и человек – соотношение этих понятий определяет собою решение многих других философских проблем. В качестве примера приведем одно из рассуждений знаменитого итальянского мыслителя Т. Кампанеллы (1568-1639), взятое из его работы «Город Солнца», написанной в 1602 г. Жители Города Солнца полагают два фундаментальных метафизических начала: сущее, т. е. Бога, и небытие, которое есть недостаток бытийности и необходимое условие всякого физического становления. От наклонности к небытию, говорит Кампанелла, рождаются зло и грех. Все существа метафизически состоят из мощи, мудрости и любви, поскольку они имеют бытие, и из немощи, неверия и ненависти, поскольку причастны небытию. При посредстве первых стяжают они заслуги, посредством последних – грешат: или грехом природным – по немощи или неведению, или грехом вольным и умышленным. Как видим, определение бытия и небытия служит основанием для построения системы этики. Но, чтобы не выходить за рамки, предписываемые богословием, Кампанелла здесь же добавляет, что все предусматривается и устраивается Богом, ни к какому небытию не причастным. Поэтому в Боге никакое существо не грешит, а грешит вне Бога. В нас самих заключена недостаточность, утверждает Кампанелла, мы сами уклоняемся к небытию.
Проблема бытия в религиозной философии, для которой важнейшей всегда является проблема бытия Бога, приводит к специфическим трудностям. От Плотина идет традиция, согласно которой Бог как абсолют не может иметь положительных определений. Отсюда необходимость отрицательного (апофатического) богословия. Главная идея состоит здесь в том, что любые определения бытия, взятые как определения природы и человека, неприменимы к сверхприродному абсолюту. И вполне логичным в этом случае оказывается отказ от определений и трактовки бытия Бога как над– или сверхбытия. Но это не исключает и не снимает проблемы соотношения Бога-творца и сотворенного им мира. В бытии человека и природы должны проявиться какие-то свойства творца, что и дает основание развивать положительное (катафатическое) богословие.
Но и в дальнейшем эта проблема вставала перед теологами и религиозными философами, разрабатывавшими вопросы, связанные с пониманием бытия человека, природы и неизбежной для них проблемы бытия Бога. И, конечно же, философское исследование, претендовавшее на свободное развитие мысли, входило в большей или меньшей степени в противоречие с официальным, каноническим толкованием бытия. От этого не спасало ни субъективное намерение тех или других философов укреплять веру, ни переход их в число священнослужителей. Это относится как к западноевропейским католическим мыслителям, так и к российским, православным. В качестве примера приведем рассуждение С. Н. Булгакова (1871-1944), в котором диалектика бытия выступает как диалектическая связь Бога и его творения.
«Творением, – пишет Булгаков, – Бог полагает бытие, но в небытии, иначе говоря, тем же самым актом, которым полагает бытие, он сополагает и небытие как его границу, среду и тень… Рядом со сверхбытийно сущим Абсолютным появляется бытие, в котором Абсолютное обнаруживает себя как Творец, открывается в нем, осуществляется в нем, само приобщается к бытию, и в этом смысле мир есть становящийся Бог. Бог есть только в мире и для мира, в безусловном смысле нельзя говорить о Его бытии. Творя мир. Бог тем самым и себя ввергает в творение, Он сам Себя как бы делает творением».
Длительное господство религиозной идеологии, относительная слабость и ограниченная сфера влияния материалистических учений, отсутствие социальной потребности в коренном пересмотре взглядов на бытие общества и человека приводили к тому, что в течение длительного исторического периода даже в материалистических учениях, бытие общества рассматривалось идеалистически, т. е. первичным, определяющим считались идеи. Принципиально иная ситуация сложилась в 40-50-х гг. XIX в., когда были разработаны основы диалектического материализма и сформулированы основные принципы материалистического понимания истории.
Это было сделано Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. В философию было введено новое понятие: «общественное бытие». Общественное бытие – это собственная, внутренняя основа существования и развития общества, нетождественная с его природной основой. Возникнув из природы, на основе природы и в неразрывной связи с ней, общество как особое образование начинает жить своей, в определенном смысле надприродной жизнью. Появляется новый, прежде отсутствовавший, тип законов развития – законов саморазвития общества и его материальной основы – материального производства. В ходе этого производства возникает, отнюдь не по-платоновски, мир новых вещей, который создал не духовный творец, а материальный, но и одушевленный творец-человек, точнее, – человечество. В ходе своего исторического развития человечество творит самое себя и особый мир вещей, названный Марксом второй природой. Принципы подхода к анализу общества Маркс сформулировал в «Предисловии» к работе «К критике политической экономии» (1859).
«В общественном производстве своей жизни. – писал Маркс, – люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание».
Новый взгляд на общество привел и к новым взглядам на бытие человека. Не творение Бога, как в системе религиозных взглядов, и не творение природы как таковой, как в системе взглядов старых материалистов, а результат исторического развития общества – вот что собою представляет человек. Поэтому и отвергаются попытки найти сущность человека в Боге или в природе как таковой. Краткая формулировка этой проблемы была дана Марксом в «Тезисах о Фейербахе». «…Сущность человека, – писал Маркс, – не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» . Не природа, а общество делает человека человеком, И собственно человеческое бытие человека возможно только в обществе, только в определенной социально-исторической среде.
Итак, мы видим, что в ходе исторического развития познания, в особенности познания философского, были выделены и по-разному истолкованы различные формы бытия как объективно-реальные (природа, общество, человек), так и вымышленные (мир абсолютных сущностей. Бог).
Конец XIX – начало XX в. характерны тем, что в философии большое внимание уделялось проблемам познания. Гносеология заняла господствующее положение. Более того, развиваются учения, отрицающие значение общефилософских понятий и призывающие отбросить такие фундаментальные философские понятия, как материя, дух, бытие. Особенно заметной такая тенденция была в позитивизме.
И в значительной мере как реакция на такие претензии позитивизма формируются относительно новые концепции бытия, которые в то же время поддерживают идею, согласно которой философия должна подняться над материализмом и идеализмом и выражать некую нейтральную теорию. При ближайшем исследовании, как правило, выяснялся идеалистический характер самих этих философских теорий.
В 20-30-х гг. в Германии параллельно начинают разрабатывать проблемы бытия два немецких философа – Николай Гартман и Мартин Хайдеггер. О Хайдеггере уже говорилось в предыдущей главе, поэтому здесь мы обратимся к работам Гартмана.
Николай Гартман (1882-1950) написал несколько книг, посвященных проблемам онтологии, в их числе «К основам онтологии» и «Новые пути онтологии». Исходным пунктом его философии является утверждение о том, что все существующее, как материальное, так и идеальное, охватывается понятием «реальность». Нет реальности высшей или низшей, нет первичности идей или материи, реальность материи есть не менее и не более реальность, чем реальность идей, реальность духа. Реальность, говорил Гартман, оставляет место действия (дословно – место для игры) для духа и материи, для мира и Бога. Но, делая такие заявления, Гартман снимает вопрос о происхождении сознания, о возникновении идеи Бога, о первичности материального или духовного. Он все берет как данное и строит свою концепцию бытия, свою онтологию.
Н. Гартман вводит понятие «разрез бытия, разрез реальности». Разрез – это некая незримая граница, разделяющая области или слои бытия, но, как всякая граница, не только разделяющая, но и связывающая эти области.
Первый разрез проходит между физическим и психическим, между живой природой и духовным миром в его широком понимании. Здесь пропасть в структуре бытия. Но здесь же и важнейшая его загадка: ведь этот разрез проходит через человека, не разрезая его самого.
Второй разрез – между неживой и живой природой. Здесь кроется еще одна загадка бытия: как из неживого появилось живое?
Третий разрез проходит внутри сферы духовного. Он разделяет психическое и собственно духовное.
Таким образом, благодаря наличию указанных разрезов, все бытие, всю реальность, согласно Н. Гартману, можно представить в виде четырехслойной структуры:
Два слоя, находящиеся ниже первого разреза, существуют и во времени и в пространстве. Два слоя, находящиеся выше первого разреза, существуют только во времени. Третий разрез нужен Н. Гартману, по-видимому, для того, чтобы преодолеть психологизм некоторых философских концепций. Духовное бытие, согласно Гартману, нетождественно психическому. Оно проявляется в трех видах, в трех модусах: как личностное, как объективное и как объективированное существование духа.
Только личностный дух может любить и ненавидеть, только он несет ответственность, вину, заслугу. Только он имеет сознание, волю, самосознание.
Только объективный дух является носителем истории в строгом и первичном смысле.
Только объективированный дух врастает во вневременное идеальное, сверхисторическое.
Такова в самых общих чертах концепция бытия, разработанная Н. Гартманом. В общем это, несомненно, объективно-идеалистическая теория. Но ее последовательность, широкий охват самого бытия и нацеленность на решение некоторых действительно значимых для науки проблем привлекали к ней внимание многих ученых.
Объективная реальность фиксируется в философии с помощью категории «материя». Рассмотрением бытия как материи мы займемся в следующей главе.
На определенном этапе развития природы, по крайней мере на нашей планете, возникает человек, возникает общество. Бытие общества и бытие человека составят предмет рассмотрения в других главах этой книги. Однако, как мы уже отмечали, и в бытии человека и в бытии общества есть особая часть или особая сторона их существования: сознание, духовная деятельность, духовное производство. Эти очень важные формы бытия будут рассмотрены в главах, характеризующих сознание человека и сознание общества. Таким образом, знакомство с последующими главами этой книги позволит обогатить представления о бытии мира, общества и человека и расширит крут понятий, необходимых для формирования мировоззрения.
В русском языке
Бытием названа первая книга Ветхого Завета. В церковнославянском переводе словом бытие (Сiа книга бытiя небесе и земле ) названо то, что в синодальном именуется происхождением (греч. γενέσεως ; лат. generationes ) (Быт. ). Термин бытие встречается в Премудростях Соломона (Прем. ) в книге пророка Даниила (Дан. ). У философа Григория Сковороды Бытие является синонимом мироздания . У Григория Теплова бытием переводится латинское слово ens.
Древнегреческая философия о бытии
Идеалистическая философия о бытии
Экзистенциализм о бытии
Фундаментальная онтология Хайдеггера
- Бытие вещей (тел), процессов включает бытие вещей, процессов, состояний природы; бытие природы как целого и бытие «второй природы», то есть вещей и процессов, произведенных человеком.
- Бытие человека - как в мире вещей, так и специфически человеческое бытие.
- Бытие духовного (идеального) разделяется на индивидуализированное духовное и объективированное (внеиндивидуальное) духовное.
- Бытие социального делится на индивидуальное бытие (бытие отдельного человека в обществе и в процессе истории) и бытие общества.
Семантическое определение
В процессе изучения смыслового значения бытия семантика традиционно обращается к старейшему знаку уроборос – змею, кусающему себя за хвост, который описывает циклический характер бытия или вечность . В математической логике иногда используется в этом случае знак бесконечность , но на самом деле, из-за того, что знак бесконечность описывает количественные изменения, он также неуместен для использования в описании бытия. Теория прототипов приходит на помощь. Множество экспериментов, проведенных авторами когнитивной психологии , в частности, показывают , что на основе общих черт образуются некоторые прототипы, в том числе и прототип бытия. Множество культур описывают бытиё как своего рода линию - процесс который может иметь свое начало - рождение , середину – некоторое событие бытия , или череду событий - систему и конец - смерть , а также может существовать и в форме наименьшей части времени – момент бытия , или отражать всю его длину – от начала до конца – период бытия .
См. также
Напишите отзыв о статье "Бытие"
Примечания
Литература
- Бадью А. Бытие и событие. (L’Etre et l"Événement. - Paris: Seuil, coll.L’ordre philosophique, 1988.)
- Гайденко П. П. Бытие и разум.// Вопросы философии .1997.№ 7.
- Гайденко П. П. // Новая философская энциклопедия / ; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин , заместители предс.: А. А. Гусейнов , Г. Ю. Семигин , уч. секр. А. П. Огурцов . - 2-е изд., испр. и допол. - М .: Мысль , 2010. - ISBN 978-5-244-01115-9 .
- Доброхотов А. Л. . М.: Издательство Московского университета . М., 1986.
- Исаев А. А. Проблема обоснования категорий «бытие» и «существование» в истории философии // Философская жизнь Урала. Екатеринбург, 1999. С. 200-2006.
- Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии / Пер. с фр., предисл., примеч. В. И. Колядко. - М.: Республика , 2000.
- Солодухо Н. М. Бытие и небытие как предельные основания мира //Вопросы философии , № 6, 2001.
- Хайдеггер М. Бытие и время. - М.: Ad Marginem , 1997. Перевод с немецкого В. В. Бибихина.
- Цывелев В. Р. Категория бытия в русской философии: (от Вл. Соловьева к С. Л. Рубинштейну) // Ученые записки МГПИ.- Мурманск, 2002.-Вып.1.- С. 64-72.
Отрывок, характеризующий Бытие
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M"apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l"abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L"ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l"heure qu"il est. Je l"ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l"armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N"avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l"exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu"il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j"ai laisse toute l"armee depuis les chefs jusqu"au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l"armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n"aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j"userai ainsi jusqu"a la derniere ressource de mon empire. Il m"en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu"ici (государь показал рукой на половину груди), et j"irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n"oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu"un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J"ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d"ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu"il venait d"entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l"Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
