Для достижения поставленной цели исследования нами был проведен опрос жителей города Орла, студентов ОГУ и мигрантов, приехавших в наш город, по специально разработанной анкете.

Цель опроса - определить уровень взаимоотношений между мигрантами и местным населением Орловской области.

В ходе исследования было опрошено 58 человек.

Причиной приезда в наш город 4% мигрантов стали притеснения на территории их бывшего проживания, основанием приезда 20% переселенцев стали материальные трудности, которые они хотят решить на территории нового региона, еще у 20% - необходимость устройства на работу, у 13%-военные действия в том, регионе, откуда они приехали, у 4% - угроза жизни, у 27% - обучение (студенты). Причиной приезда 4% мигрантов стало состояние здоровья, 7% вернулись на историческую родину.

В ходе исследования было выявлено, что большинство (56%) опрошенных из числа местных жителей относятся к приехавшим мигрантам нейтрально, 24% - дружелюбно, 6% - недоверчиво, 6% - с опаской, 4% - с неприязнью, 4% - всегда готов (ва) помочь.

В свою очередь, 56% опрошенных переселенцев на вопрос «Как Вы относитесь к местному населению» ответили, что «уважительно», «недоверчиво» - 22%, «с опаской» - 18%, «нормальное (обычное) отношение» - 4%.

На вопрос «С каким отношением Вы столкнулись со стороны местного населения» 49% опрошенных мигрантов ответили «безразличие», 7% - «угрозы, враждебное», 9% - «агрессивные действия», 4% - «сочувствие», 24% - «стремление помочь», «обычные» - 4%, «доброжелательное» - 2%.

38% респондентов из числа местного населения сказали, что им легко общаться с мигрантами, 16% ответили, что испытывают трудности в общении, 46% опрошенных ответили, что им легко общаться с мигрантами, но в любой момент могут возникнуть трудности.

В свою очередь, на вопрос «Легко ли Вам общаться с Вашими соседями из числа местного населения» 56% опрошенных переселенцев ответили «да», 16% - «нет», 24% сказали, что «бывают трудности», 4% - «нет, но в любой момент могут возникнуть трудности».

На вопрос «Были ли у Вас конфликты с мигрантами» 28% опрошенных местных жителей ответили «да», 72% - «нет».

Большая часть опрошенных мигрантов ответили, что с местным населением города у них никогда не было конфликтов (71%), 29% - ответили, что конфликты были.

Среди причин конфликтов можно выделить следующие: конфликты на национальной почве (7% местных жителей и 61% мигрантов), из-за недостатка рабочих мест (14% и 0%), из-за культурных различий (43% и 15%), из-за неуважительного отношения (93% и 38%).

Большинство опрошенных мигрантов (93%) имеют друзей из числа местного населения, и всего 7% ответили отрицательно.

Из числа же местных жителей 70% опрошенных имеют знакомых из числа мигрантов, 30% - нет.

Большая часть опрошенных переселенцев сказали, что местное население города оказывало им когда-либо помощь (60%), в основном это моральная (12%), материальная (13%) поддержка, помощь в устройстве на работу (7%), помощь в адаптации, освоении культуры (3%). Однако 40% опрошенных переселенцев ответили, что местное население никогда не оказывало им помощь.

На вопрос «От кого в основном Вы получали помощь, поддержку» мигранты дали следующие ответы: «государственные или муниципальные органы власти» - 13%, «федеральная миграционная служба по Орловской области» - 24%, «учреждения системы социальной защиты населения» -16% о, «друзья, знакомые» - 67%), «местное население» - 20%, «общественные организации» - 2%.

Большинство опрошенных горожан (48%) оценивают отношение к переселенцам со стороны местного населения города как безразличное, 10%) - как недружелюбное, враждебное, 2% ответили «с сочувствием», 40%> - затруднились ответить.

Респонденты выделили следующие положительные черты в присутствии мигрантов в их городе: «работают там, где не хочет работать местное население» - 46%, «привносят этническое и культурное разнообразие» -16%, «привозят в город дешевые товары и продукты» - 6%, «пополняют население города молодыми энергичными людьми» - 6%, помогают решать демографические проблемы» - 6%. Однако 30% опрошенных не видят ничего положительного в присутствии мигрантов в городе.

На вопрос «Что отрицательного Вы видите в приезде мигрантов?» респонденты дали следующие ответы: «занимают рабочие места, нужные населению» - 34%, «растет преступность» - 28%), «торгуют некачественными товарами и продуктами» - 20%, «ничего» - 18%), «понижают уровень зарплаты, соглашаясь на самую низкую» - 14%, «от них антисанитария» -10%, «повышаются цены на жильё» - 2%.

Большинство опрошенных считают, что мигранты должны селиться там, где есть свободное жилье, дефицит рабочей силы (34%), 30% считают, что приехавшие должны иметь возможность свободного выбора места жительства, по мнению 26% опрошенных, мигранты должны селиться в специальных поселениях, отдаленных районах, 8% респондентов ответили, что мигрантов надо возвращать обратно, нигде не принимать, и всего лишь 2% опрошенных сказали, что мигрантов надо селить в сельской местности нашей области и 2% - «в нашем городе». По мнению большинства опрошенных, чаще всего в их город мигранты приезжают из Закавказья и Северного Кавказа (54%), из других регионов России - 24%, из стран СНГ и Балтии - 22%, из дальнего зарубежья - 8%.

Наибольший негатив у местных жителей вызывают цыгане (64%) и лица кавказской национальности (42%). 8% опрошенных отрицательно относятся к китайцам, 10% - к азербайджанцам, 4% - к украинцам, 2% опрошенных относятся негативно ко всем мигрантам, кроме русских, 2% - к афроамериканцам, 2% респондентов ответили, что ко всем мигрантам относятся отрицательно, и только 14% ответили, что положительно относятся ко всем мигрантам.

На вопрос, «Какие мигранты, по Вашему мнению, заслуживают помощи, сочувствия» респонденты дали следующие ответы: «все беженцы, пострадавшие в результате стихийных бедствий, военных действий, терактов» - 48%, «только русские беженцы» - 6%, «мигранты из СНГ, Балтии, русскоязычные» - 8%, «только выходцы из России» - 12%, «старики, женщины, дети» - 24%, «никакие» - 4%, «все» - 8%, «все, кто не нарушил законов» - 6%, все, кто был вынужден переехать» - 2%.

На вопрос «Что Вы можете предложить для улучшения взаимоотношений между мигрантами и местным населением» были даны следующие ответы (вопрос был открытый): «терпимее относиться друг к другу» - 4%, «уважать друг друга, традиции друг друга» - 10%, «проводить совместные мероприятия, встречи» - 6%, «знакомить мигрантов с обычаями, традициями местных жителей» - 6%, «улучшить положение местного населения» - 2%, «введение дополнительных ограничений для мигрантов» -2%, «сбалансировать количество мигрантов и местного населения» - 2%, «ничего» - 12%, затруднились ответить - 50% и т.д.

Итак, по результатам опроса можно сказать, что отношение местного населения города Орла к мигрантам достаточно сдержанное. Оно, прежде всего, зависит от национальности переселенцев. В основном сочувствие вызывают русские мигранты, украинцы, все беженцы, пострадавшие в результате стихийных, военных действий, а наибольший негатив - цыгане и лица кавказской национальности, что, скорее всего, обусловлено определенными стереотипами по отношению к данным переселенцам.

Социально-экономическое благополучие позволяет поддерживать мигрантам свой статус на адекватном уровне, прямо влияет на жизнедеятельность и жизнеобеспечение, является показателем социального самочувствия. А без наличия социальных связей невозможна интеграция в местное сообщество.

В качестве важного условия адаптации мигранта на новом месте является отношение со стороны принимающего социума, которое невозможно без толерантного сознания и культуры толерантности.

Важное место в процессе интеграции мигрантов занимает наличие социальных контактов. Наличие друзей или знакомых из числа местных жителей, выступает фактором, снижающим влияние негативного отношения.

К числу важнейших способов интеграции мигрантов в местное сообщество также относится степень участия мигрантов в общественных структурах общества приема. Вхождение в данные структуры позволит переселенцам полноценно участвовать в жизни общества, высказывать свою точку зрения более активно, наравне с местными жителями быть ответственными за принятие решений, касающихся жизни в регионе, научить местных жителей слышать мнение переселенцев, находить пути, устраивающие как коренное население, так и приезжих.

Чувство принадлежности к данной территории и возможность реализации себя в равных условиях с гражданами местного сообщества выступает стимулирующим фактором в оптимизации отношений между местным населением и мигрантами.

На процесс интеграции мигранта оказывают действие следующие компоненты:

* первый компонент - правовой (законодательное закрепление политики интеграции, получение регистрации, гражданства, прописки, приобретение нового социального статуса). Практическая работа в рамках данного компонента осуществляется федеральными и территориальными органами миграционной службы, паспортно-визовыми службами и другими учреждениями управления внутренних дел. Завершением практического осуществления мероприятий в рамках данной составляющей является приобретение статуса гражданина российской Федерации - жителя Орловской области с присущими ему правами и обязанностями.

Второй компонент - социально-экономический (предоставление ссуд, финансовой и натуральной помощи, предоставление или содействие в приобретении жилья, помощь в трудоустройстве). Реализация мероприятий данного компонента находится в ведении как миграционных служб, так и муниципальной власти в лице учреждений социальной защиты населения, центров занятости, общественных переселенческих организаций и фондов. Данный компонент предусматривает создание экономической основы для жизнедеятельности мигранта в новом обществе. От наличия средств к существованию, получаемым в результате трудовой деятельности или социальных выплат, до всего, что связано с удовлетворением потребностей в еде, одежде, жилье, заботе о здоровье, приобретении специальности, получении образования.

Третий компонент - социальный (взаимодействие и взаимоотношения с местным населением, социальные связи, культурное и социальное просвещение, включение в общественные организации и структуры, осуществление совпадения ожиданий мигрантов и местного сообщества). Данный компонент целиком и полностью реализуется, с одной стороны, местным сообществом, а с другой самим мигрантом. Это социальные контакты - их частота, характер и длительность, достижение адекватного социального статуса, выполнение социальных ролей, взаимозависимость социального поведения, идентификация себя с социальной группой, взаимодействие в рамках общественных структур, владение языком, культурное разнообразие. При этом данный компонент обязателен как для местного населения, так и для мигрантов.

Для социальных работников объектом приложения их профессиональных знаний становится работа в миграционных службах, которые сотрудничают со службами социальной защиты, социального обслуживания и здравоохранения, социально-эпидемиологическими службами.

В работе с мигрантами сочетаются индивидуальная, семейная, групповая, общественная социальная работа. Помимо индивидуальной и групповой работы с мигрантами чрезвычайно важно сотрудничать с органами власти, со средствами массовой информации в формировании своеобразной идеологии. Это идеология единства соотечественников, абсолютной ценности каждого человека, связей переселенцев с Россией как с исторической родиной, идеология терпимости и единой судьбы. В этом плане важны специальная пропаганда прав человека, разъяснение прав вынужденных переселенцев. В индивидуальной работе применим весь арсенал методов специалиста социальной сферы: психологических, психотерапевтических, психоаналитических, социометрических, возрастной психологии, медико-социальных, консультационно-правовых. В групповой работе продуктивны методики «группы самостоятельного опыта», «группы взаимопомощи», групповая психотерапия, поддержка соседских общностей (в местах компактного проживания переселенцев), общностей земляческого характера для представительства интересов переселенцев.

Социальному работнику необходимо сотрудничество с миграционными службами в вопросах идеологии, трудоустройства. Все это работает на реинтеграцию переселенцев и их общностей в новых условиях. Целесообразно для социального работника участие в вопросах профессиональной ориентации, а также вместе с социологами - в профессиональной адаптации мигрантов.

Обобщение и распространение опыта социальной работы будет способствовать нормализации взаимоотношений между представителями разных социально-этнических общностей, оздоровлению всей совокупности межэтнических и межнациональных отношений, их цивилизованному функционированию и развитию.

Необходимость толерантного отношения местных жителей к переселенцам обусловлена, во-первых, пониманием того, что мигранты, изгнанные либо помещенные в пересылочные лагеря, вряд ли в будущем станут законопослушными гражданами страны вьезда; во-вторых, пониманием полезности мигрантов, т.е. рационально-прагматическими целями; в-третьих, осознанием того, что быстрой ассимиляции, отказа от культурных традиций мигрантов в скором будущем ожидать невозможно. Если местное сообщество примет эти три объяснения и возведет их в свой жизненный принцип, из их отношения к «чужим» исчезает враждебность, место которой занимают терпимость и понимание.

Толерантность, возведенная до уровня принципа как самого социального работника, так и социальной работы в целом является одним из показателей профессиональной компетентности специалиста. Учитывая важность формирования данного принципа у будущих социальных работников, в ходе исследования нами был проведен комплекс упражнений (тренингов) с опрошенными в ходе анкетирования по выяснению отношения к мигрантам, студентами ГОУ ВПО «Орловский государственный университет».

Вначале была исследована группа студентов в количестве 25 человек с использованием теста коммуникативной толерантности В.В. Бойко, позволяющего выявить насколько студенты способны принимать или не принимать индивидуальности встречающихся людей.

Тест (см. Приложение) определяет оценку представленных выражений по трех бальной шкале. Причем - ноль - совсем неверно, три - верно в высшей степени. Представлено 9 блоков в каждом по пять суждений. Максимальное число баллов по каждому из блоков - 15, наименьшее - 0.

На основе проведенного исследования были получены следующие результаты:

1. Вы не умеете, либо не хотите понимать или принимать индивидуальность других людей.

0-5 баллов - 63,3%

5-10 баллов - 36,7%

10-15 баллов - 0%

2. Оценивая поведение, образ мыслей или отдельные характеристики людей, вы рассматриваете в качестве эталона самого себя

0-5 баллов - 70%

5-10 баллов - 30%

10-15 баллов - 0%

0-5 баллов - 50%

5-10 баллов - 40%

10-15 баллов - 10%

4. Вы не умеете скрывать или хотя бы сглаживать неприятные чувства, возникающие при столкновении с некоммуникабельными качествами у партнеров

0-5 баллов - 66,7%

5-10 баллов - 33,3%

10-15 баллов - 0%

5. Вы стремитесь переделать, перевоспитать своего партнера

0-5 баллов - 70%

5-10 баллов - 23,3%

10-15 баллов - 6,7%

6. Вам хочется подогнать партнера под себя, сделать его удобным

0-5 баллов - 60%

5-10 баллов - 40%

10-15 баллов - 0%

7. Вы не умеете прощать другому его ошибки, неловкость, непреднамеренно причиненные вам неприятности

0-5 баллов - 60%

5-10 баллов - 36,7%

10-15 баллов - 3,3%

8. Вы нетерпимы к физическому или психическому дискомфорту, в котором оказался партнер

0-5 баллов - 80%

5-10 баллов - 16,7%

10-15 баллов - 3,3%

9. Вы плохо приспосабливаетесь к характерам, привычкам, установкам или притязаниям других.

0-5 баллов - 63,3%

5-10 баллов - 33,4%

10-15 баллов - 3,3%

Итак, суммировав полученные данные мы получили, что 6,7% опрошенных студентов имеют высокий уровень коммуникативной толерантности, 76,6% средний и 16,7% низкий уровень коммуникативной толерантности.

Если отметить, по каким из 9 предложенных поведенческих признаков самые высокие суммарные оценки, то мы получаем высокие оценки по следующим признакам:

Оценка поведения, образа мыслей или отдельные характеристики людей и рассмотрение в качестве эталона самого себя;

Стремление переделать, перевоспитать своего партнера;

Нетерпимое отношение к физическому или психическому дискомфорту, в котором оказался партнер.

По перечисленным конкретным признакам, студенты оказались менее терпимы к людям в данном аспекте отношений с ними.

Таким образом, проанализировав полученные по итогам теста данные, можно сказать, что часть студентов критически относятся к окружающим, проявляя подчас интолерантность к людям. Большая масса имеют средний уровень терпимого отношение к окружающим. И меньшая часть студентов имеет низкий уровень коммуникативной толерантности.

Разумеется, полученные результаты позволяют подметить лишь основные тенденции, свойственные во взаимоотношениях опрошенных студентов с партнерами. В непосредственном, живом общении их личность может проявляться ярче и многообразнее.

В результате данного теста выстроилась определенная иерархия значимых направлений работы в студенческой среде, из чего следует сделать вывод о том, что необходимо осуществлять деятельность по формированию толерантных взаимоотношений среди студентов вуза.

Для этого были проведены «Тренинги толерантности» с опрошенными студентами, целью которых стало формирование толерантных установок в отношении к другим людям, отличающимися по убеждениям, расе, вероисповеданию, национальности и т.д. Цикл тренингов включал в себя упражнения, направленные на общее знакомство, выявление уровня толерантности / интолерантности; осознание собственного опыта и переживаний во взаимодействии с представителями других культур; определение принципов и норм толерантного поведения в межкультурной среде и оценку собственной толерантности.

Мигрантам повезло с Россией: дети тех, кто приехал сюда из бывших советских республик, устраиваются в жизни не хуже «коренных россиян». Возможно, впрочем, все наоборот: это стране повезло с «понаехавшими» - успешную интеграцию мигрантов второго поколения трудно считать заслугой государственной политики.

Мигрантам из ближнего зарубежья в принципе вряд ли можно позавидовать: зарабатывают они меньше, чем российские граждане (на 16%), работают дольше (почти в полтора раза) и часто - в 60% случаев - заняты трудом, требующим куда меньшей квалификации, чем та, которой они располагают (данные НИУ ВШЭ ; подробнее см. «Мигрант с натуры» в «Ъ» от 12 августа 2017 года).

Но справедливы ли эти наблюдения для детей тех, кто решил остаться в России навсегда, - большой вопрос. Во-первых, потому, что мигрантов второго поколения до сих пор толком никто не изучал, и по вполне объективным причинам: этому поколению еще надо было вырасти. А во-вторых, попытка оценить, как чувствуют себя эти люди на рынке труда, выявила совершенно другую тенденцию: средний участник небольшого пилотного опроса, проведенного группой исследований миграции и этничности РАНХиГС , оказался человеком с заработками более высокими, чем средний россиянин того же возраста.

Объектом исследования, подчеркивает руководитель группы исследований миграции и этничности РАНХиГС Евгений Варшавер, были выросшие дети мигрантов из Армении и Азербайджана - «прежде всего потому, что сейчас именно такая группа достигла совершеннолетия и вышла на рынок труда». Средний заработок этих мигрантов второго поколения в возрасте 18–30 лет составил, по результатам опроса, 36,4 тыс. руб. против 25,6 тыс. руб. у среднего россиянина, по данным ФОМ . Участники опроса РАНХиГС куда реже других россиян своего возраста довольствовались минимальными заработками (сравнение с данными ФОМ и Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения ВШЭ - РЭМЗ см. на графике).

Авторы исследования, впрочем, оговариваются, что такое прямое сравнение нельзя считать абсолютно корректным: опрос проводился в интернете методом таргетинга в национальных группах в соцсетях, что приводит к смещению выборки. Участники таких групп, которые переходят по ведущему на анкету баннеру и заканчивают опрос, по определению активнее среднего пользователя интернета. А большая активность, очевидно, связана с большими заработками. Корректно проверить гипотезу о более высоких доходах, по замечанию Михаила Дымшица, гендиректора консалтинговой компании «Дымшиц», знакомого с результатами исследования, можно только в масштабном опросе, где национальная принадлежность не будет критерием отбора участников.

Сама гипотеза, впрочем, не представляется невероятной: еще в исследовании национальных групп Москвы 2010 года «сдвиг вверх по доходам» в сравнении с основным (русским) населением наблюдался почти у всех этнических меньшинств (см. «Дети разных доходов» в журнале «Деньги» от 19 декабря 2016 года), что, по словам Дымшица, обусловлено добровольной миграцией и механизмами «социального наследования». И даже то, что часть миграции из Закавказья была связана с карабахским конфликтом, не может отменить, по убеждению Михаила Дымшица, факта, что «в среднем мотивация у мигрантов больше, чем у остальных»:

«Мы не можем говорить обо всех, но в среднем у мигрантов выше готовность к адаптации, к подстройке, к вариативности. Это люди, которые сами согласились выйти из повседневности».

Такие родительские установки воспроизводятся детьми.

Родительский фактор

А вот способы заработка дети воспроизводят далеко не всегда. В выборке РАНХиГС оказалось изрядное количество «руководителей» (12% от опрошенных), в том числе руководителей собственного бизнеса, но глубинные интервью, проведенные исследователями в Краснодарском крае, Москве и Тверской области, показывают, что влияние бизнеса родителей на деловую активность детей разнится от региона к региону.

«В Краснодарском крае, - рассказывает Евгений Варшавер, - влиться в бизнес родителей и, например, открыть магазин игрушек, потому что у родителей именно такой магазин, - одна из самых популярных стратегий. А в Москве мигранты второго поколения, как правило, не спешат участвовать в бизнесе родителей. Более того: родители не сильно хотят, чтобы их дети принимали участие во всех этих историях, потому что истории зачастую не очень приятные. В результате участие детей в бизнесе родителей ограничивается небольшой помощью - например, вести Instagram-канал магазина». При этом, отмечает эксперт, судя по всему, в Краснодарском крае мигранты второго поколения гораздо реже, чем в Москве, становятся специалистами с высшим образованием.

«Образовательные траектории», подчеркивает Варшавер, сильно зависят от возможностей конкретного населенного пункта: «Если в городе нет вузов, то и людей с высшим образованием может быть 10–20%, образовательная траектория будет довольно низкопрофильной. И можно отдельно отметить, что, скажем, в строгих армянских семьях родители в принципе не любят отпускать детей учиться далеко, тем более девочек, - от этого уровень образования мигрантов второго поколения будет еще ниже». В итоге, однако, получается, что «мигранты второго поколения образованнее, чем в среднем россияне»: они сравнительно чаще получают высшее образование, тогда как россияне в целом - сравнительно чаще обучаются рабочим специальностям.

Сопоставление с собственными родителями мигранты второго поколения также выигрывают: все данные, по словам Варшавера, свидетельствуют о межпоколенческой вертикальной мобильности в части образования.

«Можно говорить о довольно сильных установках мигрантов первого поколения на образование детей, - подчеркивает социолог. - Эти установки по-разному реализуются в семьях с разным социально-экономическим профилем. Понятно, что в принципе все родители за то, чтобы дети получали хорошее образование. Но их участие может начинаться и заканчиваться наставлением: «Сын, учись». А в высокопрофильных семьях получение образования будет стимулироваться. Нередко бывает, что мигранты второго поколения за хорошие оценки получают деньги. Известны случаи, когда детям покупали машины на окончание вуза или за успешно сданную сессию».

То, как полученное образование будет использоваться в дальнейшем, - другой вопрос, тут в дело вмешиваются культурные установки.

Докладывая о результатах исследования в ИЭП имени Гайдара, авторы приводили в пример семью из Твери, где дети с разницей в год получили одинаковое - высшее юридическое - образование. Но пошла работать по специальности - сначала помощником судьи, потом помощником адвоката - только девушка. А молодой человек из этой семьи открыл кафе - потому что, объяснял он в интервью, мужчине стыдно приносить домой 10 тыс. руб., это только девочки могут себе позволить.

Друзья и жены

О степени интеграции мигрантов принято судить не только по уровню получаемого образования и успешности человека на рынке труда, но и по тому, как устроены его социальные связи, - понятно, что устройство этих связей может сильно варьироваться. Бывают ситуации, когда армяне или азербайджанцы вовсе не попадают в круг общения мигранта второго поколения, а бывает - когда его круг общения только из них и состоит.

Но тем не менее в школе или вузе, рассказывает Евгений Варшавер, круг общения всегда оказывается «проекцией социальной среды»: люди дружат с теми, кто рядом, независимо от национальности.

И даже если в вузе находится национальная (армянская или азербайджанская) организация, это еще не значит, что мигрант обязательно будет в ней участвовать: «Случается, что человек, депривированный от этнического общения, с удовольствием вливается в эту среду. А бывает, что „как влился, так и вылился“ - не понравилось».

Представители своей этнической категории, скорее всего, будут присутствовать в кругу ближайших друзей. И, как правило, «свои» будут в числе людей, с которыми человек общается в интернете, поскольку интернет, во-первых, часто используется для общения с родственниками, каковые могут быть «сильно распределены по разным странам», а во-вторых, это способ найти партнера для романтических отношений. В консервативных семьях, по словам Варшавера, «это, наверное, единственный вариант для девочки начать отношения с мальчиком», - мужчины в среднем чаще девушек вступают в брак или «состоят в отношениях» с представителями других этнических категорий.

Коэтничные брачные партнеры, по данным исследования, по-прежнему наиболее распространенный вариант, но модель ухаживания и вступления в брак у мигрантов второго поколения отличается от той, которой придерживались их родители. В частности, «мигранты второго поколения вступают в брак довольно поздно для традиционных представлений», ближе к возрасту, характерному для их немигрантского окружения. И конечно, под влиянием среды могут разрушаться представления о том, что жениться нужно на девушке своей национальности, а девушки должны хранить невинность до брака.

При этом замена представлений на «модернизационные», по наблюдениям Варшавера, происходит быстрее, если новые ценности транслируются представителями своего этноса: «Есть такое село в Краснодарском крае - Гай-Кодзор, где армяне живут уже очень давно и за советское время сильно модернизировались. В 1980–1990-е был мощный иммиграционный поток, но армянская среда повлияла на первое и второе поколение мигрантов таким образом, что ценности сменились. И, несмотря на низкий социально-экономический профиль населенного пункта, ценности там вполне модернизационные».

Всюду свой

По совокупности оценок, заключают в РАНХиГС, Россию можно отнести к странам, где интеграция мигрантов второго поколения происходит наиболее успешно - как, например, в Австралии или Канаде. Мигранты хорошо знают государственный язык - часто лучше родного, получают достойное образование, занимают лучшие, чем их сверстники-немигранты, позиции на рынке труда, имеют обширные «межэтнические» связи и, как правило, не чувствуют себя чужими в стране пребывания.

Вряд ли в этом успехе велика заслуга государства. «Я в полной мере соглашусь, что в России нет интеграционной политики - во многом потому, что соответствующие компетенции отсутствуют у полицейских. Те государственные органы, которые в Европе занимаются интеграцией мигрантов, имеют совершенно другой генезис, чем миграционная служба в России», - отмечает Евгений Варшавер. С другой стороны, по его словам, это имеет значение лишь для интеграции мигрантов первого поколения.

Все говорит о том, что всерьез повлиять на процесс интеграции мигрантов второго поколения государство не может - куда больше влияют сложившиеся «социальные институты, пространственное распределение и институт образования».

Если бы в России существовали сформировавшиеся «этнические районы», ситуация могла бы развиваться иначе: судя по мировой практике, наличие таких районов «в целом негативно влияет на интеграцию мигрантов второго поколения». Но пока у социологов нет оснований говорить о такой проблеме. Этнический район «в западном понимании» - это район, где 70–100% населения принадлежит к одной этнической группе, поясняет Евгений Варшавер. «Конечно, подобное притягивает подобное, - признает социолог. - Но в Москве пространственное распределение гораздо эгалитарнее, чем на Западе. У нас не складывается этнических районов из-за огромного количества внутренних мигрантов, которые претендуют на то же самое недорогое жилье».

Вместе с тем наличие в ряде регионов с советского - а то и с дореволюционного - времени этнических диаспор само по себе становится скорее позитивным фактором. И потому, что коммуникации с ними, как уже отмечалось выше, способствуют модернизации ценностей. И потому, что такая многонациональная среда снижает вероятность враждебного отношения к мигрантам. В частности, проведенные исследования, рассказывает директор проектов ФОМ Лариса Паутова, обнаруживали «более высокий уровень ксенофобии в тех регионах, где раньше приезжих было мало». Присутствие армянских и азербайджанских диаспор привело, по ее замечанию, к тому, что азербайджанцев и армян как мигрантов в некоторых регионах просто не воспринимают и тем более не воспринимали таковыми приезжих первой волны (конца 1980-х - начала 1990-х годов): «Они были наши».

Миграция родителей «второго поколения мигрантов» действительно не была в полной мере международной, соглашается Варшавер: «В каком-то смысле это была внутренняя советская миграция. Родители, во-первых, знали русский язык. А во-вторых, были институционально компетентны - одни институты на всех». Вместе с тем гипотеза о положительном влиянии «общего советского прошлого» на интеграцию мигрантов второго поколения, «строго говоря, особенно не проверялась», в ценностных исследованиях изучалось «скорее сходство установок, а не институтов», оговаривается Евгений Варшавер. Если же эта гипотеза хотя бы отчасти верна, то вторым поколениям других - более поздних - мигрантов, очевидно, придется сложнее.

Мы не против жителей Кавказа, наоборот, наши двери всегда открыты для честных и трудолюбивых людей, но мы не позволим не уважать наши законы.
Сергей Катанандов (глава Республики Карелии в 2002—2010 гг.)

Ключевые слова: межэтнические отношения, мигранты, идентичность, этничность, интеграция, принимающее общество.

Тема взаимоотношений мигрантов и членов принимающего общества настолько широка, что затрагивает сферу интересов многих гуманитарных дисциплин. Выявление ключевых факторов и условий формирования как отрицательного, так и положительного отношения к мигрантам в принимающем обществе требует применения широкого спектра подходов. Междисциплинарная направленность обусловлена в первую очередь стремлением максимально полно описать ситуацию и раскрыть сущность исследуемой проблемы. За последние 20 лет как в России 1 , так и за рубежом 2 вышло много интересных работ, посвященных взаимоотношениям мигрантов и принимающего общества. Однако проблема интеграции мигрантов не потеряла своей актуальности. Спорными остаются и многие сопутствующие проблемы, прежде всего касающиеся природы этничности, а также самоидентификации индивидов и групп.

Интенсификация миграционных процессов 3 , нередко оборачивающаяся ростом социальной напряженности, заставляет научное сообщество обратить внимание на целый ряд острых вопросов. Какую роль играет этничность в восприятии мигрантов принимающим обществом? Является ли этническая принадлежность мигранта главным фактором, определяющим отношение к нему? На чем основано отторжение мигрантов? Что может вызвать межэтнический конфликт? Поиску ответов на эти вопросы и посвящена настоящая статья.

Переезжая на новое место жительства, группы мигрантов сталки­ваются с абсолютно новой реальностью. У каждой местности, у каждого населенного пункта имеются свои эксклюзивные, свойственные только им черты. Речь идет, с одной стороны, о географических особенностях (климат, ландшафт и т.д.), а с другой — об уникальности социокультур­ной организации индивидов. Социокультурная специфика присуща всем населенным пунктам — от самых небольших деревень и поселков до крупных городов и мегаполисов. Однако поскольку деревни чаще всего моноэтничны, мы сконцентрируем свое внимание на городах как месте сосредоточения индивидов и групп, принадлежащих к раз­личным этносам и культурам, но при этом объединенных общей иден­тичностью.

Как известно, на протяжении своего жизненного пути человек идентифицирует себя с разными социальными группами. Более того, индивид может быть одновременно частью многих общностей — этни­ческой, национальной, религиозной, территориальной, профессио­нальной, цивилизационной. Например, житель Екатеринбурга может считать себя екатеринбуржцем, уральцем, россиянином и т.д. Как спра­ведливо заметил Сергей Арутюнов, «известен лишь один надежный критерий для любых этнических общностей (и, добавлю от себя, не только этнических — Д.К.) — самоосознание через самосознание, про­являющееся в самоназвании. „Мы китайцы" — достаточно ясно» 4 .

В ходе исследования афганской диаспоры Москвы Вячеслав Поп­ков обнаружил, что, помимо принадлежности к национальной общнос­ти, респонденты в большинстве случаев подчеркивают свою связь с эт­ническими группами: «Мы в Москве все являемся афганцами, но все равно я не могу забыть, что я хазареец»; «Я сначала пуштун, а потом аф­ганец, потому что для меня важнее мое национальное происхождение» и т.д. 5 Как видно из приведенного примера, идентичности индивидов неравнозначны, существуют общности, с которыми человек идентифи­цирует себя в первую очередь. Эта ключевая идентичность и будет опре­делять его поведение в социуме. Судя по данным, приводимым Юри-ком Арутюняном, представители азербайджанской и армянской общин в Москве видят в себе прежде всего россиян, причем частота подобной самоидентификации увеличивается «по мере „коренизации"... в столи­це, пропорционально времени проживания в Москве» 6 . В свою очередь, опрос, проведенный немецким ученым Вернером Шиффауэром, по­казал, что молодые турецкоязычные жители германской столицы склонны связывать себя не с материнским турецким этносом и не с приютившим их немецким обществом, а именно с Берлином 7 . Этот факт заставляет задуматься об обоснованности примордиалистской трактовки этничности.

Принадлежность к общности определяется внутренней убеж­денностью индивида и подкрепляется стереотипным представлением о культурных ценностях, традициях, отличительных чертах каждой группы. Так, по свидетельству Попкова, отвечая на вопрос, что значит быть настоящим афганцем, большинство пуштунов «обязательно гово­рят о пуштунвали — пуштунском кодексе чести» 8 . Подобные «кодексы чести» (то есть правила поведения) присущи любой общности, они об­разуют ее культурно-ценностное ядро. Соблюдение принятых в той или иной группе правил дает человеку основания считать себя ее частью, лишая других членов группы возможности опровергнуть факт его при­надлежности к ней.

Будучи, как и этнос, социальным организмом, городская общ­ность тоже может располагать собственным «кодексом чести», или ком­плексом культурно-ценностных норм и правил поведения, формирую­щихся на базе представлений большинства ее членов, выработанных в результате взаимодействия со средой. По сути, человек отвечает себе на вопрос: что значит быть москвичом (петербуржцем, ростовчанином и т.д.)? Находясь в постоянном взаимодействии с другими членами об­щности, индивид «впитывает» общие социокультурные нормы. Он как бы подстраивается под общность, приобретая «культурную валент­ность». В случае попадания индивида в другую социальную среду скорость его интеграции в нее прямо зависит от степени близости его культурно-ценностных представлений к представлениям, сложившим­ся в принимающем обществе.

Итак, каждая социальная общность обладает своим, если можно так выразиться, сводом правил. Совокупность культурно-ценностных и поведенческих установок соответствующей общности можно опреде­лить как ее социокультурное ядро (Core) 9 , охватывающее собой общие представления всех членов общности о том, что их объединяет и что от­личает от других. Это ядро может включать в себя стереотипные уста­новки относительно образа жизни, внешнего вида, лингвистических особенностей, культурных ценностей, способов проведения свободного времени и т.д. Идентифицируя себя с городской общностью, индивид осознает, что значит быть ее частью и чем эта общность отличается от иных. Лежащие в основе групповой идентичности установки игра­ют решающую роль при взаимодействии представителей различных социокультурных сред. Как правило, чем больше точек соприкоснове­ния в идентификационном поле, тем проще протекает такое взаимо­действие.

Но если Core влияет на индивидов и группы в процессе их соци­ального взаимодействия, нетрудно предположить, что члены социо­культурной общности, в свою очередь, влияют на него. Какие же соци­альные группы оказывают наибольшее влияние на коллективные куль­турно-ценностные установки в городской среде? Этот вопрос, на наш взгляд, самым непосредственным образом связан с проблемами соци­альной напряженности, роста националистических настроений и рас­пространения ксенофобии. Для ответа на него прежде всего необходи­мо проанализировать социокультурную структуру городского социума.

Любой социальный организм — от малых групп, где выделяются лидеры и ведомые, до социально-политических общностей с характерными для них институтами власти — имеет иерархическую структуру. Иерархия в социокультурной среде определяется возможностью влиять на ядро своей общности. Исходя из дифференцированного характера социума, можно предположить, что существуют социальные группы, «приближенные» к Core и «удаленные» от него. Очевидно, например, что коллективу ткачих одной из городских фабрик труднее повлиять на модные тенденции предстоящего сезона, чем сотрудникам популярного женского журнала. Таким образом, социокультурная структура город­ской общности должна включать в себя ядро и совокупность соци­альных групп, идентифицирующих себя с этой общностью, но облада­ющих разным потенциалом влияния на комплекс присущих ей культур­но-ценностных норм и установок. Разницу в потенциале влияния на содержание таких норм и установок можно представить в виде своеоб­разных «орбит» вокруг ядра, охватывающих соответствующие соци­альные группы (см. рис. 1).

Как видно из рис. 1, социокультурные орбиты, фиксирующие по­тенциальную возможность социальных групп повлиять на общие куль­турно-ценностные представления, различаются по степени приближен­ности к Core (C). Условно можно выделить четыре орбиты: «elite» (E), «pretenders» (P), «intellectuals» (I) и «folk» (F). Расположенные на бли­жайших к ядру орбитах социальные группы оказывают влияние не только на него, но и на социальные группы, находящиеся на более от­даленных орбитах. Однако прежде чем приступать к рассмотрению каждой орбиты в отдельности, отметим, что мы отнюдь не претендуем на создание новой модели стратификационного устройства общества и речь идет лишь о попытке наглядно отразить природу межэтнических отношений в социуме путем сопоставления идентичностей принимаю­щего общества и мигрантов.

Термином «elite» мы обозначаем совокупность социальных групп и индивидов, оказывающих наиболее значимое, по сравнению с други­ми группами, воздействие на комплекс культурно-ценностных пред­ставлений той общности, частью которой они себя считают. В опреде­ленном смысле выделяемая нами «elite» близка к «элите», под которой понимаются высшие слои общества, его политическая, экономическая и культурная «верхушка», однако в данном случае акцент делается на возможности влияния на ядро, без привязки к материальному положе­нию и общественному статусу. Применительно к поставленным в на­стоящей статье задачам этот уровень интересен тем, что включает в себя как группы, так и отдельных индивидов, чье мнение авторитетно для большинства членов общности. На орбите «elite» занимают место не только политические деятели и крупные бизнесмены, идентифицирую­щие себя с соответствующей общностью и способные внести весомый вклад в комплекс ее культурно-ценностных установок, но и известные ученые, духовные лидеры, выдающиеся писатели и поэты, популярные творческие коллективы и т.д. Так, например, творчество великих по­этов и писателей XIX в., живших в Санкт-Петербурге (от Александ­ра Пушкина до Федора Достоевского), наложило значимый отпеча­ток на социокультурную среду этого города (как и на русскую культуру в целом).

Несмотря на относительную близость к Core, расположенные на следующей орбите социальные группы («pretenders») обладают за­метно меньшими возможностями повлиять на его содержание. Уро­вень «pretenders», или субэлиты, охватывает совокупность социальных групп, имеющих в своем распоряжении немалые ресурсы, в том числе властные, но еще не «доросших» до элиты. Их неспособность оказывать полноценное воздействие на ядро определяется рядом факторов, преж­де всего отсутствием поддержки со стороны большинства членов социу­ма. На орбите «pretenders» можно увидеть чиновников, предпринимате­лей, топ-менеджеров крупных государственных и негосударственных учреждений, журналистов и т.д. Стоить отметить, что, являясь довольно слабым на уровне Core, влияние такой субэлиты отчетливо ощущается на уровне «mteUectuals».

На орбите «intellectuals» «вращаются» социальные группы, объе­диняющие лиц умственного труда, которых в отечественной традиции принято относить к интеллигенции. Входящие в них индивиды занима­ют более высокое социальное положение по сравнению с «folk», но имеют качественно меньше ресурсов, нежели «pretenders». Они активно взаимодействуют с представителями орбиты «folk», оказывая на них су­щественное влияние. В нашем понимании такую позицию в социокуль­турной структуре городской общности занимают учителя, врачи, рядо­вые чиновники, мелкие предприниматели, высококвалифицированные специалисты, сотрудники научно-исследовательских центров и т.д.

Самая широкая и вместе с тем самая удаленная от ядра орбита «folk» включает в себя наибольшее число социальных групп и по вмес­тимости, то есть количеству охваченных ею индивидов, превосходит три расположенные выше орбиты вместе взятые. По сути, на ней нахо­дятся все не попадавшие на другие орбиты. Квалифицированные и не­квалифицированные рабочие, студенты и школьники, солдаты и за­ключенные, большая часть пенсионеров, работники сферы торговли — вот неполный перечень социальных групп орбиты «folk», объединенных одной-единственной общей характеристикой: будучи основными носи­телями и, если можно так выразиться, «потребителями» культурно-цен­ностных норм и правил поведения, эти группы лишены возможности влиять на социокультурное ядро общности, с которой они себя иденти­фицируют.

Социокультурная структура городской общности «в чистом виде», все компоненты которой в меньшей или большей степени идентифици­руют себя с ней, отображена на рис. 2.

Исходя из сказанного выше, мы можем определить городское принимающее общество как социокультурную среду, обладающую соб­ственной структурой и комплексом представлений о своих отличитель­ных чертах, а также набором культурно-ценностных установок и правил поведения. Все социальные группы, ведущие активную жизнедеятель­ность в этой среде, разделяют присущие ей представления, усваивая их в процессе формирования общей (со средой) идентичности. Но это только одна сторона рассматриваемой проблемы. Для ответа на постав­ленные в начале статьи вопросы необходимо обратиться к проблеме восприятия мигрантом принимающего общества и проанализировать возможные модели его поведения в инокультурной среде.

Если, переезжая на новое место жительства, индивид попадает в иную социальную реальность с иными культурно-ценностными уста­новками, он испытывает так называемый культурный шок 10 . От того, сумеет ли мигрант преодолеть противоречия между социокультурными нормами принимающего общества и теми, что он усвоил в «родном» со­циуме, зависит успех его адаптации к новой среде. Как отмечает Роман Костин, в процессе адаптации «выявляется способность мигранта ре­шать меняющиеся и повторяющиеся проблемы путем претворения в жизнь принятых им новых жизненных норм и ценностей» 11 .

Существует три основных варианта поведения мигранта в инокультурной городской среде:

—мигрант следует правилам поведения и культурным нормам, характерным для нового места своего пребывания, идентифицируя себя соответствующим социумом (ассимиляция);

—мигрант идентифицирует себя с определенным населенным пунк­том, но не с его сообществом, сохраняя верность социокультурно­му ядру «материнской» общности (формирование диаспоры);

—чувствуя свою отчужденность и не желая приспосабливаться к но­вой социокультурной среде, мигрант покидает ее (бегство).

Поскольку при реализации последнего сценария взаимодействие мигранта с принимающим обществом естественным образом прерыва­ется, мы не будем на нем останавливаться. Однако первые два заслужи­вают более подробного рассмотрения.

Ассимиляция мигранта, предполагающая принятие им культурных норм и правил поведения, присущих новой среде проживания, может быть полной или частичной. При полной ассимиляции происходит «потеря» этничности, когда индивид целиком ассоциирует себя с новой средой и ее социумом. В большинстве случаев, однако, речь идет о час­тичной ассимиляции. Именно о такой ассимиляции пишет, например, Арутюнян: «Много лет назад, когда миграция людей разных националь­ностей в столицу диктовалась... стремлением к... социальному росту, мигрировали и утверждались в Москве прежде всего активные, соци­ально насыщенные этногруппы, которые быстро адаптировались к но­вой столичной среде. Они, по существу, создавали здесь полиэтниче­ское ядро, органически вписанное в столичный социум — общность москвичей» 12 . Потребность в самореализации заставляет индивидов принимать условия, которые им диктует новая социокультурная среда, вследствие чего их этническая идентичность, не исчезая полностью, от­ступает на задний план. По этому пути пошли, в частности, этнические казахи, живущие в России. В статье, посвященной исследованию их эт­нического самосознания, Ольга Наумова приводит слова одного из ка­захских респондентов: «Мы — обрусевшие казахи. Среди русских давно живем, как русские стали. Обычаи свои не соблюдаем, язык не знаем... Мы уже на 60% русские» 13 . Многие из представителей этой группы ощу­щают себя в первую очередь россиянами, но, «несмотря на процессы европеизации и русификации, никто из российских казахов не сомне­вается в своей принадлежности к казахскому народу» 14 .

В свою очередь, путь формирования диаспоры подразумевает со­хранение группой исходной этнической идентичности при одновре­менном соотнесении себя с «почвой», то есть с окружающей городской средой. При конфликте собственных культурных установок с нормами принимающего общества члены диаспоры занимают изоляционистс­кую позицию, пытаясь отгородиться от влияния инокультурной среды. Носители диаспоральной идеологии не верят в то, что являются интег­ральной частью общества проживания и когда-нибудь будут им полнос­тью приняты, и поэтому хотя бы частично ощущают свое отчуждение от него, отмечает Валерий Тишков 15 . Для принимающего общества они чу­жаки a priori, при том что в глазах самой диаспоры новое место житель­ства заменяет родину. По мнению Арутюнова, «диаспора — это не толь­ко и не столько состояние, диаспора — это процесс развития от „еще недиаспоры" через „собственно диаспору" к „уже недиаспоре", причем различных типов — или к полностью ассимилированному компоненту, или к касте некогда инородного происхождения, или к ассоциирован­ной национальной группе, или к полностью сформировавшейся новой этнической общности типа африканеров» 16 .

Стремление диаспоры утвердиться и укорениться на новом месте при сохранении своей культурной уникальности воспринимается при­нимающим обществом как покушение на его культурно-ценностные установки, что чревато возникновением конфликтов на этнической почве. Весьма показателен в этом плане эпизод, который упоминает Елена Филиппова, описывая митинг французских мусульман в Париже 7 февраля 2004 г.: «Пожилой мужчина из тех, кого называют „коренны­ми французами", замечает: „Почему бы не уважать правила, установ­ленные в стране, куда вы приехали?". В ответ человек средних лет „маг-рибинской" внешности агрессивно выкрикивает: „Мы здесь у себя, больше, чем вы!"» 17 . Дети североафриканских мигрантов, родившиеся в Париже, закономерно считают его своим домом. Но для французского общества они прежде всего представители «инокультурной» среды, но­сители другой культурно-ценностной установки. Такое отношение во многом связано с нежеланием французских мусульман отодвинуть на задний план свою религиозную и этническую идентичность, приняв нормы и правила, характерные для социокультурного ядра парижской общности.

Включаясь в структуру принимающего общества, мигранты пер­воначально занимают орбиту «folk» (см. рис. 3), испытывая культурное влияние со стороны всех составляющих систему элементов, особенно со стороны групп, расположенных на орбитах «folk» и «intellectuals». На этапе знакомства с новой средой они неизбежно оказываются в си­туации конфликта идентичностей и социокультурных установок, кото­рый разрешается либо через ассимиляцию, либо через формирование диаспоры. Индивиды, не сумевшие тем или иным образом приспосо­биться к новому месту своего пребывания, покидают его.

Мигранты, вставшие на путь диаспоры, замораживают свои куль­турно-ценностные представления, продолжая в культурном отношении оставаться частью той системы, которую покинули. По мнению Тишкова, вина за такое развитие событий во многом лежит на принимающем обществе, ограждающем себя от вторжения «чужаков» с помощью расо­вых, этнических, конфессиональных и иных фильтров: «Горы долго снятся тем, кому приходится учиться обрабатывать равнинные пашни, а березки — тем, кто сражается с пыльными бурями в канадских прери­ях, чтобы спасти урожай. И все же последнее („ландшафтная носталь­гия") проходит быстрее, чем жесткие социальные (расовые тоже в этой же категории) клетки, из которых представители диаспор выбираются поколениями, иногда на протяжении всей известной истории» 19 .

Но хотя расовые, этнические, религиозные стереотипы коренного на­селения, бесспорно, препятствуют успешной интеграции мигрантов в принимающее общество, решающую роль здесь, на наш взгляд, играет именно идентификационный фильтр. Чувство принадлежности к го­родской общности, усвоение ее культурно-ценностных установок, со­блюдение утвердившихся в ней правил поведения разрушают основан­ные на стереотипах барьеры. Однако образующие диаспору индивиды не хотят вливаться в принимающее общество, образуя «общество внут­ри общества» (см. рис. 4).

Попытаемся применить нашу модель к конкретному случаю, взяв в качестве примера межэтнический конфликт в Кондопоге в 2006 г. Согласно «Российской газете», «поводом для волнений послужила мас­совая драка между несколькими коренными жителями города и приез­жими с Кавказа в ночь на 30 августа в местном ресторане „Чайка"... В стычке участвовали около 20 человек. Один из них погиб на месте, другой скончался от ножевых ранений по дороге в больницу. Еще несколько человек были госпитализированы» 20 . В средствах массовой информации конфликт был представлен как столкновение преступных сообществ Кондопоги, а администрация Кондопожского района Каре­лии охарактеризовала его как «бытовой». Однако последующие события показали, что драка в «Чайке» была лишь «верхушкой айсберга».

На следующее утро жители Кондопоги вышли на митинг с требо­ванием выслать из города всех кавказцев. «Мы не ожидали, что на этот призыв откликнется около двух тысяч человек, — рассказал корреспон­денту «Российской газеты» глава Кондопожского городского поселения Анатолий Папченков. — Люди окружили здание администрации и даже хотели его штурмовать, если мы не удовлетворим их требования. Мы попытались объяснить собравшимся, что выдворять из города приезжих с Северного Кавказа, которые проживают здесь на законных основани­ях, мы не вправе, но многие и слушать нас не хотели. Единственное, что мы могли пообещать людям, — расторгнуть договор аренды с тем пред­принимателем, который оказался не в состоянии обеспечить порядок в ресторане» 21 . В конечном итоге конфликт завершился арестом участ­ников драки и массовым бегством кавказцев из города. Но вопросы остались. Пытаясь оправдать себя, участники антикавказских выступлений указывали на преступный характер деятельности мигрантов с Се­верного Кавказа, доминирование их в экономической сфере и т.д. 22 По словам одного из местных жителей, конфликты с кавказцами были «с самого начала, как только они появились. Ведь полгорода под ни­ми — магазины, кафе, фирмы» 23 . Однако высказывалась и другая трак­товка произошедшего. По мнению тогдашнего главы Республики Ка­релии Катанандова, главной причиной массовых беспорядков в Кондопоге стало то, что «...на наших глазах группа представителей другого народа вела себя дерзко и вызывающе, игнорируя менталитет нашего народа» 24 . Речь шла, конечно, скорее не о менталитете, а о социокуль­турных особенностях кондопожской общности, но в целом озвученная Катанандовым версия довольно точно отражала истоки межэтническо­го противостояния.

Ключевым фактором возникновения конфликта было неприятие мигрантами, пошедшими по пути формирования диаспоры, правил по­ведения и культурно-ценностных норм, характерных для принимающе­го общества, что привело к отторжению социокультурной средой Кондопоги инокультурных частиц. Можно предположить, что обострению ситуации способствовало то обстоятельство, что диаспоральная группа выходцев с Северного Кавказа, многие члены которой занимали в со­циокультурной структуре кондопожской общности орбиты, близкие к ядру, пыталась навязать собственные культурно-ценностные установ­ки всему городскому социуму, то есть изменить социокультурную среду в соответствии со своей идентичностью первого порядка (ассимиляция наоборот). Разумеется, драка в ресторане «Чайка» вполне могла быть столкновением преступных группировок, но разве разборки в преступ­ной среде влекут за собой народные выступления? Нет. Общность ис­пытывала напряжение, вызванное несовпадением идентичностей и же­ланием мигрантов перестроить окружающую культурную реальность под себя. И с появлением повода это напряжение вылилось в массовые беспорядки.

Суммируя вышесказанное, можно сформулировать несколько те­зисов, отражающих культурный аспект межэтнических отношений в го­родской среде в свете соотношения идентичностей мигрантов и членов принимающего общества.

1) Идентичность неразрывно связанна с представлениями об отли­чительных особенностях той или иной общности, выраженных в культурно-ценностных нормах и правилах поведения.

2) Коллективные представления образуют социокультурное ядро об­щности, которое, с одной стороны, влияет на эту общность, а с дру­гой — само подвержено влиянию со стороны ее членов.

3) Оказавшись в иной социокультурной среде, мигранты либо отож­дествляют себя с существующим там сообществом, следуя приня­тым в нем правилам поведения, либо идентифицируют себя с мест­ностью (ингерманландские финны, парижские мусульмане, рус­ский Брайтон-Бич в Нью-Йорке и т.д.), сохраняя ориентацию на социокультурное ядро «материнского» социума.

Таким образом, можно заключить, что культурные факторы, нахо­дящие отражение в ключевых идентичностях, играют первостепенную роль во взаимоотношениях мигрантов с принимающим обществом и успех интеграции индивида в новую социокультурную среду, как пра­вило, во многом зависит от него самого.

Примечания

1. См. Костин 1997; Стефаненко 2003; Юдина 2003; Зайончковская 2004; Арутюнян 2005; Жуковская 2009; Мукомель 2011 и др.

2. См., напр. Triandis 1994; Tibi 1998; Schiffauer 1999.

3. По данным Василия Филиппова, за последние 10 лет число выходцев из Китая в Москве увеличилось в 35 раз, вьетнамцев — в 14 раз, таджиков — в 12 раз, чеченцев — в 7 раз, ингушей — в 6 раз, молдаван — в 5 раз, азербайджанцев — в 4,6 раза, армян и грузин —примерно в 3 раза, причем речь о постоянном населении столицы, без учета трудовых мигрантов (Филиппов 2009: 34—35).

4. Арутюнов 2000: 77.

5. Попков 2003:157.

6. Арутюнян 2005: 34.

7. Schiffauer 1999.

8. Попков 2003: 157.

9. Понятие социокультурного ядра в какой - то мере близко к понятию «образцовая культура», введенному немецким исследователем Бассамом Тиби (см. Tibi 1998).

10. Стефаненко 2003: 15.

11. Костин 1997: 77.

12. Арутюнян 2005: 30.

13. Наумова 2000: 65.

14. Там же: 66.

15. Тишков 2000: 49.

16. Арутюнов 2000: 77—78.

17. Филиппова 2005: 20.

18. На рис. 3 и 4 черным цветом выделены группы мигрантов.

19. Тишков 2000: 49.

20. Поташов 2006.

21. Там же.

22. Григорьев 2007.

23. Цит. по: Цыганов 2006.

24. Там же.

Библиография

Арутюнов С.А. 2000. Диаспора — это процесс // Этнографическое обозрение. № 2.

Арутюнян Ю.В. 2005. О потенциале межэтнической интеграции в московском мегаполисе // Социологические исследования.

Брумейкер Р. 2012. Этничность без группы. — М.

Григорьев М.С. 2007. Кондопога: Что это было. — М.

Дробижева Л.М. 2003. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. — М.

Жуковская Ю.О. 2009. К вопросу о социальной адаптации трудо­вых мигрантов в российской среде //Социология и социальная антро­пология. № 1.

Зайончковская Ж.А. 2004. Миграция вышла из тени // Отечест­венные записки. № 4.

Мукомель В.И. 2011. Интеграция мигрантов: вызовы, политика, социальные практики // Мир России. № 4.

Костин Р.А. 1997. Миграция: Современные проблемы Российской Федерации. — СПб.

Наумова О.Б. 2000. Казахская диаспора в России: этническое са­мосознание и миграционное поведение // Этнографическое обозре­ние. № 3.

Попков В.Д. 2003. Сообщество афганских мигрантов в Москве: вопросы структуры и идентичности // Социология и социальная ант­ропология. № 2.

Поташов В. 2006. Погром по сговору // Российская газета. 04.09 (http://www.rg.ru/2006/09/04/kondopoga.html ).

Стефаненко Т.Г. 2003. Адаптация к новой культурной среде // Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. — М.

Тишков В.А. 2000. Исторический феномен диаспоры // Этногра­фическое обозрение. № 2.

Филиппов В.Р. 2009. Этничность и власть в столичном мега­полисе. — М.

Филиппова Е.И. 2005. Французы, мусульмане: в чем проблема? // Этнографическое обозрение. № 3.

Цыганов А. 2006. «Вели себя дерзко, игнорируя менталитет на­шего народа» // Коммерсантъ. 05.09 (http://www.kommersant.ru/doc/702460702460 ).

Юдина Т.Н. 2003. Социология миграции. — М.

Schiffauer W. 1999. Der Mensch und sein Platz auf der Welt // Die Tageszeitung. 25.10.

Tibi B. 1998. Europa ohne Identitat. Die Krise der multikulturellen Gesellschaft. — Munchen.

Triandis H.C. 1994. Culture and Social Behavior. — N.Y.

Время демографических перемен. Избранные статьи Вишневский Анатолий Григорьевич

Интеграция мигрантов и границы толерантности

Любое общество, испытывающее коллективную неудовлетворенность, внутренние напряжения, склонно к разного рода социальным фобиям, к стремлению найти виновника своих проблем. Чаще всего это «чужие» – внешние супостаты, внутренние «враги народа», этнические или конфессиональные меньшинства. Понятно, что на роль «чужих» как нельзя лучше подходят иммигранты. Негативное отношение к мигрантам в России поэтому – в значительной степени отражение ее нерешенных внутренних вопросов: если ослабеет острота этих вопросов, ослабеет и мигрантофобия, нетерпимость по отношению к приезжим.

Но напряжения в отношениях между местным населением и мигрантами, в той или иной мере возникающие во всех случаях появления заметного количества пришлого населения, имеют все же и другие причины, имманентные самому процессу миграции на заселенные территории. Такая миграция предполагает последующее налаживание отношений между местным и пришлым населением, и оно всегда наталкивается на существенные трудности. Это в полной мере относится и к современным миграциям в развитые страны.

На первый взгляд, понять причины наблюдающегося повсеместно отторжения мигрантов, мигрантофобии, требований прекратить прием иммигрантов и т. п. не так просто. И общество, и элиты в развитых странах достаточно хорошо осознают грозящую им всем депопуляцию, нехватку рабочих рук на рынке труда, – иными словами, свою потребность в людях , для удовлетворения которой противники иммиграции обычно настоятельно рекомендуют повышать рождаемость. В России, с ее огромными просторами, все понимают, что стране нужны люди. Почему же тогда так велико неприятие миграции, которая может обеспечить приток практически любого количества людей, причем уже «готовых», взрослых, на вынашивание, выхаживание, выкармливание, социализацию которых не нужно затрачивать никаких сил и средств?

Потому что это другие люди . Они живут по другим законам , имеют другую систему ценностей , не совместимые с законами и ценностями местного населения.

Сейчас жители многих развитых стран, принимающих большое количество мигрантов, испытывают беспокойство именно по поводу того, что большой приток мигрантов, влекущий за собой изменение состава населения принимающих обществ, несет угрозу их коллективной идентичности и их системе ценностей. Как отмечает Д. Коулмен, если последующие поколения мигрантов и лица смешанного происхождения станут все больше идентифицировать себя с населением той страны, куда они приехали, то изменение состава населения не будет имеет особых последствий. Если же, напротив, они в большей степени станут определять себя как нечто отличающееся от коренного населения, убывающего как по абсолютной численности, так и относительно, то ситуация будет иной. Подобные процессы могут иметь самые разнообразные и существенные последствия, могут повлиять на идентичность той или иной страны, на социальную сплоченность ее населения. Может возникнуть ситуация, когда разные группы людей захотят говорить на разных языках, начнут требовать, чтобы использовались различные системы права. У этих групп могут быть различные ориентации, с точки зрения внешней политики страны, в которой они живут, и т. п.

Эти опасения вполне обоснованы, так как у мигрантов, так же, как и у жителей принимающих стран, есть свои ценности, которыми они могут не захотеть поступаться. Их ценности часто не совпадают с ценностями принимающих обществ, а иногда и враждебны им, а столкновение разных систем ценностей не может не вести ко взаимной нетерпимости , а значит и к разного рода конфликтам, порой очень острым и опасным.

Призывы к толерантности, воспитание толерантности не могут стать единственным ответом на эту опасность. Разумеется, когда люди живут и тесно, повседневно взаимодействуют между собой, взаимная терпимость людей к инаковости их сограждан или даже просто их соседей, коллег по работе, прохожих на улице становится необходимым условием сохранения социального порядка. Существуют, однако, пределы, за которыми терпимость становится несовместимой с собственной системой ценностей, а потому недопустимой в сколько-нибудь интегрированном обществе.

Границы допустимого в каждом обществе как раз и определяются его системой ценностей, и именно вопрос о нахождении этой границы приобретает остроту в случае массовых миграций, когда взаимодействие местного населения и мигрантов осложняется существующими между ними цивилизационными и культурными различиями. Нет ничего удивительного в том, что европейские общества предпочитают оставить за границей допустимого многоженство, женское обрезание, навязываемые родителями браки, деление людей на касты и многие другие нормы и формы социального поведения, никогда не существовавшие или давно изжитые в Европе, но вполне приемлемые с точки зрения тех обществ, из которых выходят мигранты. В то же время никакое современное общество и никакое современное законодательство не требует, например, унификации религий.

Границы толерантности могут быть проведены по-разному в разных странах, поскольку должны учитывать специфику каждой из них. Но коль скоро такие границы проведены, все остальные формы разнообразия, привносимые миграцией и остающиеся по эту сторону проведенных границ, даже если они непривычны, кому-то не нравятся, доставляют некоторые неудобства и т. п., требуют терпимого отношения. Это не означает, что все они должны как-то специально поощряться. Но они должны оставаться в зоне свободного индивидуального выбора, не стесняемого давлением государства или общественного мнения. Эта зона и есть область господства толерантности.

Если такая область реально существует, то существуют и возможности гибкого, адаптивного индивидуального поведения, допускающего, в том числе, и частичную и даже полную смену человеком своей культурной идентичности. Ничего нового в этом нет. Всегда были примеры перехода, в том числе и сознательного, добровольного, на другой язык, к другим убеждениям, в другую веру.

Полноценная интеграция мигрантов может быть достигнута лишь тогда, когда граница толерантности более или менее определена (идеальная «демаркация» здесь едва ли возможна) и, с одной стороны, достигнут консенсус по поводу того, что остается по ту сторону границы и не допускает терпимого отношения ни местного населения, ни мигрантов, а с другой – определена область свободы индивидуального выбора, который требует толерантного и даже уважительного отношения со стороны всех. Соответственно интеграционная политика должна обеспечивать движение к такому консенсусу, сближение позиций в вопросах допустимого и недопустимого. Пути и формы этого движения, его скорость, его конечные результаты в разных странах неизбежно будут разными, потому что неодинаковы исторический опыт, отправные точки движения, состав участников взаимодействия – местного и пришлого населения, поэтому разные страны вырабатывают и опробуют разные модели интеграционной политики, которые общество и его институты стараются реализовать в своей практической деятельности. Наличие таких моделей играет организующую роль, позволяет избежать случайных, хаотичных движений и выстроить систему непротиворечивых действий, подчиненных некоторым общим ориентирам. Поиск моделей взаимодействия между местным и пришлым населением, способных обеспечить желаемую интеграцию, идет во всех принимающих странах, однако идеальная модель пока нигде не выработана.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Литературная Газета 6250 (№ 46 2009) автора Литературная Газета

Урок толерантности Литература Урок толерантности РАЗБОР ПОЛЁТОВ Лев ПИРОГОВ С нашей литературной жизнью стряслась неприятность: газета «НГ-ExLibris» опубликовала отрывки из статьи критика Ефима Лямпорта «Старый окурок». Об Окуджаве. И хотя газетную публикацию стыдливо

Из книги Газета Завтра 357 (40 2000) автора Завтра Газета

Александр Борисов ЛЕКАРСТВО ОТ “ЛОМКИ” (Кто и как превращает нас в толпу одурманенных мигрантов) НА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ ни одна государственная организация не в состоянии более или менее точно сосчитать всех российских наркоманов. Однако, по оценкам некоторых

Из книги Хочу быть бедным (сборник) автора Пирогов Лев Васильевич

Урок толерантности С нашей литературной жизнью стряслась неприятность: одна из газет опубликовала фрагменты статьи критика Ефима Лямпорта «Старый окурок».Об Окуджаве.И хотя газетную публикацию стыдливо переназвали, авторское название сохранено мелким шрифтом. Да ещё

Из книги Как убивают Россию. «Золотая Орда» XXI века автора Челноков Алексей Сергеевич

ДОГМАТ ТОЛЕРАНТНОСТИ Большинство министров по вопросам юстиции и внутренних дел ЕС поддержали предложенный Еврокомиссией план, предусматривающий временное введение пограничного контроля. Они рассматривают это как последний инструмент против незаконной миграции,

Из книги Путин против Путина [Бывший будущий президент] автора Дугин Александр Гельевич

Интеграция ЕврАзЭС и Таможенный союз можно рассматривать как экономическую основу Евразийского союза. Состав стран, входящих в эти интеграционные структуры, и является ядром Евразийского союза. Но сам проект Евразийского союза есть проект именно политической

Из книги Рубикон автора Раста Павел

Часть II. ЦЕНА ТОЛЕРАНТНОСТИ

Из книги Литературная Газета 6454 (№ 11 2014) автора Литературная Газета

7. ЗА ГРАНЬЮ ДОБРА И ЗЛА. О толерантности в наивысшем проявлении «Боги прокляли спятивший Рим» (с). /группа «Ария», «Колизей»/ И вновь я хочу поговорить с вами о том, что важнее всего остального. Может быть, даже о самом важном в жизни. О наших детях. Я хочу, чтоб вы меня

Из книги Россия не для русских? Косовский сценарий в Москве автора Челноков Алексей Сергеевич

Священная корова толерантности Толерантность - священная корова современной цивилизации, её даже в школе преподают, да-да, есть специальные уроки толерантности. Что такое толерантность, если по-простому? Терпимость. Зачем тогда другое слово, когда есть старое, к тому же

Из книги Время демографических перемен. Избранные статьи автора Вишневский Анатолий Григорьевич

Касса для мигрантов - Да, получается, что ФМС - какая-то билетная касса для мигрантов. Приходилось самому сталкиваться с этим бизнесом?- Приходилось. Мне предлагало высшее руководство быть соучредителем такой фирмы. Говорили, мол, нужны свои люди, которые оформляют

Из книги Россия и мир в XXI веке автора Тренин Дмитрий Витальевич

Точка зрения генерала: «Госструктуры сами провоцируют уход мигрантов в тень» За последние 20 лет на постсоветском пространстве произошло не менее тысячи межнациональных конфликтов. Тревожные события, подобные случившимся в Великобритании, возможны, как ни страшно это

Из книги Дети-404 автора Климова Елена

Догмат толерантности Большинство министров по вопросам юстиции и внутренних дел ЕС поддержали предложенный Еврокомиссией план, предусматривающий временное введение пограничного контроля. Они рассматривают это как последний инструмент против незаконной миграции,

Из книги автора

Есть ли волны мигрантов? Несмотря на относительно небольшие, по меркам многих стран, объемы чистой миграции в Россию, в российском дискурсе о миграции широко распространено представление о том, что волна миграции буквально захлестывает Россию. Политики, журналисты,

Из книги автора

Должна ли миграционная статистика учитывать этническую принадлежность мигрантов? Должна ли миграционная статистика учитывать этническую принадлежность мигрантов? В статистике часто видят только инструмент познания, получения информации о чем-то объективно

Из книги автора

Миграция, мигрантофобия и границы толерантности Новая роль миграции в современном мире В России, как и в других развитых странах, переживших демографический переход, миграция приобретает новую, не свойственную ей ранее роль важного, если не важнейшего источника

Из книги автора

V. Интеграция Глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов привел к кризису модели экономического роста России 2000-х годов, основанной на постоянном росте нефтяных цен и задействовании ранее не использовавшихся производственных мощностей. Последующий быстрый отскок

Из книги автора

Меня выгоняют из школы «за пропаганду толерантности и гомосексуализма» На следующей неделе меня официально выгоняют из школы. Второй год администрация пыталась выискать что-либо во мне, чтобы у них была возможность выгнать «преступника, пропагандирующего

СОДЕРЖ АНИЕ

К читателю................................................................................ 6

К МЕТОДОЛОГИИ Н АУ ЧНЫХ ИССЛЕДОВА НИЙ МОЛОДЕЖИ.......................................................................... 12

Зубок Ю. А., Чупров В. И. Современная социология молодежи: изменяющаяся реальность и новые теоретические подходы................. 12

МОЛОДЕЖЬ НА РЫНКЕ ТРУДА........................................ 49

Козырева П. М., Смирнов А. И. Российская молодежь на рынке труда в условиях экономич еского кризиса.............................. 49
Голиусова Ю. В., Ключарев Г. А. О стратегиях занятости современной молодежи.......... 72
Темницкий А. Л. Современная молодежь в перипетиях российского рынка труда и образования........................91
Жаворонков А. В. Изменения ориентаций на виды трудовой деятельности с 1967 по 2016 г. ..........109
Валиахметов Р. М., Баймурзина Г. Р. Занятость и социально-профессиональная мобильность молодежи (на примере Республики Башкортостан) .....................134

МОЛОДЕЖЬ В ПРОЦЕССЕ ОБРАЗОВА НИЯ..................154

Константиновский Д. Л., Попова Е. С. Молодежь в сфере образования: ожидания и мотивация..................................................154
Чередниченко Г. А. Система образования и пути молодежи....................... 175
Яишников А. Ю. Социализация студенчества в контексте рискологии..................................................199

ИДЕНТИЧНОСТЬ МОЛОДЕЖИ И ПРОБЛЕМЫ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ...............................228

Мукомель В. И. Ксенофобия в молодежной среде..................................228
Арутюнова Е. М. Государственно-гражданская и этническая идентичности молодежи: общероссийский контекст и региональная специфика............................259
Мастикова Н. С. Динамика отношения российской молодежи к мигрантам по материалам ESS ...................................273

МОЛОДЕЖЬ И ПОЛИТИКА..............................................289

Железняков А. С., Литвинова Т. Н. Политическое участие молодежи в полиэтничных регионах России (на примере Сибирского и Северо-Кавказского федеральных округов) .............289
Трофимова И. Н. Политические ориентации современной российской молодежи............................. 304
Савруцкая Е. П., Устинкин С. В. Динамика ориентаций молодежи в ее отношении к политическим институтам..............325

МОЛОДЕЖЬ: ЦЕННОСТИ, ЖИЗНЕННЫЕ СТРАТЕГИИ, ПОВЕДЕНИЕ....................341

Черныш М. Ф. Студенческая молодежь и проблема справедливости в современном российском обществе...........................341
Мехришвили Л. Л., Гаврилюк В. В.,Гаврилюк Т. В. Влияние образа будущего на жизненный успех и стратегии его достижения современной российской молодежи....................................................369
Шлыкова Е. В. Социальное настроение молодежи в условиях повседневных рисков мегаполиса...............395
Журавлева И. В. Здоровье молодежи: возможно ли его улучшить? ........ 419
Мчедлова М. М., Гаврилов Ю. А., Кофанова Е. Н., Шевченко А. Г. Православная и атеистическая молодежь: ценностные ориентации, культурные предпочтения и историческая память...................................................437
Окольская Л. А. Желаемые качества детей в 1990-е и нулевые: родительский выбор между ценностями послушания и самостоятельности................................479
Позднякова М. Е. Особенности девиантного поведения современной российской молодежи: на пути криминализации и десоциализации........................................................... 516
Морозова Н. М., Куконков П. И. Социальная деструкция среди учащейся молодежи: проявления, распространенность.................................549