За 2017 год от СПИДа в России умерло больше 20 тысяч человек.
По данным Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом, уже 1,2% населения России в возрасте 15–49 лет инфицированы ВИЧ. Средний возраст смерти от ВИЧ/СПИДа в России составляет 35–40 лет.
По сути это эпидемия. Учитывая, что в большинстве случаев ВИЧ передаётся через обычные гетеросексуальные контакты, не очень понятно, как предотвратить его распространение. Пропаганда профилактики ВИЧ на федеральном уровне практически отсутствует, центры по борьбе с болезнью приравниваются к иностранным агентам и закрываются. Старшеклассникам в школах никто не рассказывает об опасностях ВИЧ и о том, как избежать заражения.
И тут я открываю такую новость...
Минздрав отменяет прописку . Ведомство готово лечить пациентов с ВИЧ по временной регистрации
Казалось бы, новость хорошая. Но в действительности она показывает, насколько устарела система медицинской помощи в России, насколько она тяжёлая и неповоротливая.
Оказывается, есть в мире страна, гражданам которой даже в XXI веке отказывают в лечении только потому, что у них в паспорте стоит неправильный штамп. И самое печальное, что страна эта – наша.
Если по какой-то причине у тебя нет прописки, то всё, ты никому не интересен. Либо ищи способы лечения ВИЧ строго в своём регионе, либо уезжай за границу. Например, Московский городской центр профилактики и борьбы со СПИД департамента здравоохранения города Москвы неоднократно отказывался ставить на учёт ВИЧ-инфицированных без прописки и отправлял их в СПИД-центры по месту постоянной регистрации.
Люди, проживающие "не в своём" субъекте РФ, просто оказываются без лекарств и какой-либо медицинской помощи. Какой-то идиотизм, к тому же циничный и вредный для общества.
Здесь мы плавно переходим к проблеме прописки. Официально её в России как бы нет. На самом деле, конечно, есть, просто называется она "регистрацией по месту жительства". Прописка – это пережиток крепостного права. Вы, наверное, проходили в школе этапы закрепощения крестьян и помните, что сначала был Юрьев день, потом "заповедные лета", бессрочный сыск беглых и т.д.
Уже при Петре I появились внутренние паспорта . Документ выдавали крестьянам по месту жительства сроком на год как раз для того, чтобы их было легче контролировать. Официально эти документы назывались "пропускными письмами" и "адресными билетами" и были чем-то средним между нынешней регистрацией по месту жительства и регистрацией по месту пребывания. Паспортами эти бумажки называли именно в народе. Тех крестьян, кого ловили без паспорта или с просроченным документом, кидали в тюрьму и затем отправляли домой на суд помещика.
После распада империи паспортная система была упразднена, чего задолго до революции желал сам Ленин:
"Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. Это значит, чтобы в России были уничтожены паспорта (в других государствах давно уже нет паспортов), чтобы ни один начальник не смел мешать никакому крестьянину селиться и работать, где ему угодно. Мужик – дитя малое, без начальства и двинуться не смеет! Разве это не крепостная зависимость?"В.И.Ленин, 1903 год, статья "К деревенской бедноте"
В 1925 году вышло постановление Совета народных комиссаров РСФСР "О прописке граждан в городских поселениях". Тогда житель советской России ещё мог предъявить практически любой документ, например трудовую книжку или свидетельство о браке.
Однако в 1932 году начался очередной этап закрепощения. 27 декабря 1932 года было издано постановление ВЦИК и СНК "Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов". Оно было необходимо сталинскому режиму для того, чтобы голодающие крестьяне Украины и Северного Кавказа не перебрались в более благополучные районы и остались умирать у себя на родине.
В городах разнообразным "нежелательным элементам" (бывшие дворяне, нэпманы, бродяги, проститутки и т.д.) отказывали в выдаче паспортов. На беспаспортных устраивались облавы, и всех их отправляли в Сибирь. В общей сложности из больших городов выслали 1,8 млн человек.
При Сталине прописываться заново должен был каждый, кто сменил место жительства на срок более трёх суток. Тогда же возникло понятие временной прописки при сохранении постоянной по месту жительства. То есть примерно как сейчас. Колхозники паспортов не имели и являлись по сути теми же крепостными крестьянами.
В позднем Совке условия были не столь жёсткими. Гражданин СССР должен был выписываться со старого ПМЖ и прописываться в новом, если переезжал куда-то на срок свыше полутора месяцев. На общение с властями по этому поводу ему отводилось трое суток, при этом госслужащие могли просто так отказать в прописке. Тогда "проситель" должен был уехать из города в течение недели. Находиться без прописки на территории Советского Союза было незаконно.
Официально прописка была отменена 1 октября 1993 года, но изменилось немногое, лишь поменялось название и чуть смягчились условия. Но не везде. Например, в Москве и Питере долгое время действовал "прописочный ценз" – без городской прописки не принимали на работу, не регистрировали в поликлиниках и т.д.
К сожалению, в современной России всё ещё действует прописка в её советском понимании, настоящий пережиток крепостного права. В статье 27 Конституции РФ говорится, что "каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства" . Но на самом деле наше свободное передвижение по стране ограничивают такие инструменты, как прописка и временная регистрация.
И можно только гадать, сколько ещё существует идиотских ограничений вроде запрета на помощь ВИЧ-инфицированным без "правильной" прописки.
Одним из важнейших приоритетов в обеспечении национальной безопасности является сохранение и развитие самобытных культур многонационального народа Российской Федерации, духовных ценностей граждан (п. 83 Стратегии национальной безопасности Российской Федерации) 1 . Между тем, во многих странах, а до недавних пор и в России, развитие современного законодательства,
модернизируемого по грантовым проектам, оплаченным различными неправительственными правозащитными организациями, зачастую вступает в явный конфликт не только с традиционными
нравственными ценностями россиян, но и с задачей обеспечения национальной безопасности.
Дело в том, что в случае конфликта традиционных ценностных предпочтений россиян с ценностями правовых новелл, происходит делегитимация не только власти, но и права в целом. Об этом предупреждают исследователи правовых систем традиционного общества . Особенностью правовой культуры традиционного общества является то, что в ней неразрывно связаны нравственные, религиозные и собственно юридические ценности и нормы.
В настоящее время со стороны западных стран осуществляется давление на те государства, которые не желают воплощать в своем законодательстве европейскую систему ценностей. В этой системе господствует не только индивидуализм и прагматизм в качестве главного критерия выбора ценностей, но и явное потакание различным человеческим «слабостям», например, сексуальным извращениям. Эти слабости являются барьером для семейной политики в традиционном ее варианте. Во многих странах, например, во Франции, власти пренебрегают общественным мнением и защищают права сексуальных меньшинств. Часто, при этом, грубо нарушаются права новорожденных. Так, в Ванкувере, канадской провинции Британская Колумбия, благодаря новому законодательству и четырём тысячам долларов в счёт оплаты юридических услуг, родителями трёхмесячной девочки признали трех человек - двух извращенок и их друга- содомита. В этой же провинции действует закон, который предполагает право каждого ребёнка на четырех законных родителей одновременно.
Деморализация права доходит до абсурда. В некоторых современных государствах под запрет попадает нормальная семья. Так, например, В Италии Департаментом равных возможностей в рамках проекта, финансируемого Советом Европы, было опубликовано «Руководство по информации, уважительной к ЛГБТ-сообществу», содержащее десять «заповедей» для журналистов. Если документ вступит в силу, под запрет попадут слова «традиционная семья» и «однополые браки» - их должен заменить «брак вообще»; вызывающее протесты «суррогатное материнство» превратится во «вспомогательное материнство»; будет категорически запрещено писать, что человечество состоит из мужчин и женщин, что различия между ними заложены в самой природе, что дети рождаются от мужчины и женщины 1 . Неудивительно, что развитие права по таким стандартам вызывает гнев у верующих мусульман и христиан: Такие реформы, проникая в право, приводят к конфликтам и являются почвой для религиозного экстремизма.
По мнению некоторых экспертов, мир уже стоит на пороге установления новой сексуальной революции, для создания которой в каждом государстве, по замыслу лоббистов, осуществляется ряд последовательных шагов, таких как: во-первых, создается впечатление с помощью СМИ о дискриминации сексуальных меньшинств; во- вторых, принимается ряд законов о запрете "дискриминации по признаку сексуальной ориентации", которые включают легализацию однополых гражданских партнерств, легализацию "однополых браков", гендерного равенства; в-третьих, принимаются законы, разрешающие усыновлять детей однополыми парами; в-четвертых, принимаются нормы, устанавливающие административную и уголовную ответственность для всех, кто не согласен с приоритетом прав сексуальных меньшинств.
В последнем случае под ответственность попадет почти все население России, так как с правами сексуальных меньшинств не согласны большинство россиян. Как справедливо отмечает А.И. Овчинников, ценности подавляющего большинства россиян имеют религиозное происхождение . Православные и мусульмане вряд ли одобрят легализацию прав извращенцев. Социологи из «Левада- Центра» приводят данные социологического опроса - 85% россиян против легализации в стране однополых браков. (Число сторонников подобных браков за три года сократилось с 14% до 5%) 2 .
Опросы, проведенные аналитическим Левада-Центром в 2013 г., свидетельствуют о негативном отношении к гомосексуалистам в российском обществе. Совместную трудовую деятельность с этими лицами настороженно воспринимали в 2003 г. 50% опрошенных против 66% в 2013 г. Не хотели бы иметь геев или лесбиянок среди своих знакомых (отнеслись бы к этому настороженно или резко негативно) 58% опрошенных в 2003 г. и 72% - в 2013 г. В настоящее время каждый пятый респондент нейтрально относится к возможным контактам с представителями сексуальных меньшинств.
Но определенные шаги в соответствии с изложенной выше программой легализации пороков предпринимаются, что не может не настораживать. Речь идет о принятии так называемых «антидискриминационных» законов». Примером такого закона является принятый еще в 2003 г. Госдумой в первом чтении законопроект ФЗ № 284965-3 «О государственных гарантиях равных прав и свобод мужчин и женщин, и равных возможностей для их реализации (О государственных гарантиях равноправия женщин и мужчин)». Он отменяет понятие «биологический пол», вводит понятие «гендер» (социальный пол).
Понятие "гендер" - сравнительно новый термин в отечественной социологии и юриспруденции. Он взят из англоязычной научной литературы, где «гендер» - означает выбор и признание сексуальной ориентации, а не физиологическое строение. Под ним понимается процесс предписания определенных социокультурных характеристик и ролей мужчинам и женщинам. Иными словами, понятия мужчина и женщина, а, следовательно, и представления о мужественности и женственности могут изменяться в зависимости от предпочтений личности, общества, культуры. Этот термин очень удобен для трансвеститов и гомосексуалистов. Поэтому гендерные права и права сексуальных меньшинств всегда близки: гендер прямо связывается с демократией и с ценностями демократической культуры.
Идеология ЛГБТ-движения основывается на теории гендера, в которой пол понимается в социально-психологическом, а не физиологическом смысле. Физиологический пол и гендерная идентичность могут не совпадать: некоторые социальные сети предлагают при регистрации около пятидесяти вариантов. Современные психологи считают, что личность нельзя сводить только к совокупности усвоенных ею социальных ролей (в том числе ролей мужчины и женщины). «Для понимания существа личности определяющее значение имеет выбор, принятие и исполнение человеком определенных социальных действий, внутреннее отношение к ним. Человек свободно и осознанно выбирает ту или иную социальную роль, сознает возможные последствия своих действий по ее осуществлению и принимает всю полноту ответственности за их результат» 1 .
В России лоббирование гендерной темы осуществляется представителями науки. "Гендерная философия" в ее западном варианте принята в Архангельске и развивается сейчас в Северном арктическом федеральном университете. На гендерные проекты в российском секторе Баренцева региона норвежская сторона выделила около 6,5 миллионов крон (более S1 млн.). В рамках этих программ и был создан в Архангельске в декабре 1996 года Центр гендерных исследований Поморского государственного университета (ПГУ) под руководством проф. Елены Кудряшовой . Следует иметь в виду, что внедрение термина гендер влечет за собой определенные последствия. Современные социологи говорят о том, что «сдвиги в сексуальной культуре неразрывно связаны с изменениями гендерного порядка, характера взаимоотношений мужчин и женщин... При этом, происходит не "феминизация" мужчин и/или "маскулинизация" женщин и образование некоего "унисекса", а ослабление поляризации половых различий и связанной с ними социальной стратификации» 1 . Главными субъектами и агентами этих изменений являются не мужчины, а женщины, социальное положение, деятельность и психика которых изменяются сейчас значительно быстрее и радикальнее, чем мужская психика.
Организация Объединенных Наций регулярно выражает озабоченность по поводу актов насилия и дискриминации по признакам сексуальной ориентации и гендерной идентичности во всех регионах мира".
Однако многие исследователи считают, что современное право, легализующее права меньшинств, гендерное равенство и т.п. движется в верном, позитивном направлении . При этом часто приводят в качестве примера Швецию, где большое внимание уделяется проблемам планирования семьи и сексуального образования молодежи. Оказывается, в Швеции имеется 250 молодежных центров сексуального образования. Они финансируются из местных бюджетов. Центры бесплатно консультируют подростков по вопросам психологии межличностных отношений, контрацепции, создания семьи. Обеспечивают нуждающихся контрацептивами (бесплатно и на льготной основе). Но на консультациях процесс не останавливается: также «помогают разобраться с сексуальной ориентацией» . Имеются телефоны, по которым также даются консультации по сексуальным проблемам и вопросам межличностного общения и конфликтов с родителями и сверстниками.
Поэтому не удивительно, что «так называемая типовая семья (мама-папа-ребенок) в современной Швеции является не столь господствующей, как она была десятилетия назад» 1 . В настоящее время из-за возросшего количества разводов доминируют новые типы семей: мама-ребенок или папа-ребенок. После вступления в силу закона о партнерстве все чаще стали создаваться открытые гомосексуальные семьи, где развилось совершенно иное понятие семьи. Радует одно, что пока еще, несмотря на то, что закон уравнивает сожительство гомосексуальных и гетеросексуальных пар, усыновление в первых семьях не разрешается. Но альтернативные традиционным формы брака в современной Швеции увеличиваются".
Между тем, индивидуализм и порождаемый им приоритет прав человека и культ свободы не соответствует христианскому пониманию права. Приведем высказывание Патриарха Кирилла на юбилейном X съезде Русского Народного Собора: "В последние годы развиваются такие тенденции в области прав человека, которые оцениваются верующими людьми, по меньшей мере, как двойственные... Мы становимся свидетелями того, как концепцией прав человека
прикрываются ложь, неправда, оскорбление религиозных и национальных ценностей. Кроме того, в комплекс прав и свобод человека постепенно интегрируются идеи, противоречащие не только христианским, но и вообще традиционным моральным представлениям о человеке. Последнее вызывает особое опасение, так как за правами человека стоит принудительная сила государства, которая может
заставлять человека совершать грех, сочувствовать или попустительствовать греху по причине банального конформизма" .
И, действительно, идея прав человека, лишенная духовнонравственного ограничения, становится новой религией,
претендующей на глобальный статус. Права человека постулируются как ценность, превалирующая над интересами общества. Это
превосходство в 2005 году повторили в декларации ЮНЕСКО по универсальным принципам биоэтики в следующем виде: “Интересы и благо индивида должны преобладать над единственным интересом науки или общества” (ст. 3, п. 2). В ст.2 Конституции РФ права человека также закрепляются в качестве высшей ценности. Как справедливо отмечает А.И. Овчинников,что «следует говорить о своеобразном идеологическом верховенстве либеральной интерпретации иерархии прав человека, так как именно в либерализме не признаются соразмерными правам человека иные ценности, например, Родина, нация, семья, государство и т.п» .
Процессы формирования нового неолиберального правопорядка предполагаются безальтернативные и абсолютные критерии разграничения прав человека от прав и интересов иных субъектов общественной жизни, например, семьи. Так, например, многие западные страны испытывают демографический кризис, вызванный кризисом семьи. Последний вызван изменением различных сторон семейной жизни, в том числе и отношений к детям. Зарубежный опыт демонстрирует весьма печальные итоги развития ювенальной юстиции. Главный лозунг ювенальной юстиции на Западе: "Дети не принадлежат своим родителям". Именно этот лейтмотив породил принцип приоритетности прав ребенка, в результате которого права детей ставятся над правами взрослых. На практике это означает, что дети имеют право подавать на родителей и вообще на взрослых в суд и другие инстанции. А суд, руководствуясь принципом презумпции виновности родителей, а также приоритетности прав ребенка, становится на его защиту, разбирая конфликтные ситуации, и верит, прежде всего, ребенку и пытается его всячески оградить от родителей - "правонарушителей". В результате - огромное количество поломанных судеб, изъятых нз родных семей детей. Об этом свидетельствует западная пресса, многочисленные книги и публикации.
Таким образом, развитие права во многих странах, осуществляемое на принципах толерантности, вызывает конфликт с традиционными ценностями. Как справедливо подчеркивается в литературе, ювенальная юстиция, эвтаназия, однополые браки и тому подобное являются одним из социально-конструктивистских проектов правовой глобализации, наряду с проектами глобального правосудия, демонтажа суверенитетов национальных государств, гуманитарных интервенций, построения транснационального правопорядка на принципах европейского правопонимания и правовой политики, основанной на европейских общественно-политических стандартах и идеалах.
В современной философско-правовой мысли и юридической практике все отчётливее ощущается отсутствие духовно-нравственных и ценностно-нормативных оснований. Анализ традиционных юридических проблематик сводится преимущественно к обсуждению вопросов об эффективности права, правового регулирования, действенности отдельных юридических институтов, нормативноуправленческих воздействий и проч. Фрагментарность, ситуативность и контекстуальность полностью вытесняют идеал целостности, гармоничности, иерархичности. Современная правовая реальность представляет собой в философско-правовой мысли в качестве «разорванного пространства» уникальных нормативных взаимодействий, а системная целостность и иерархичность социальноправовых форм всего лишь миф, конструируемый и поддерживаемый корпусом юристов 1 .
Целостный образ человека (как идеал двигающий, реализующийся в уподоблении, в подобии), представление о единстве субъекта права (как единой свободной воли или субъективированной идеи свободы) замещаются идеями, что человек - это сложно организованная и противоречивая субстанция, сформированная различными социально-политическими и формально-нормативными проектами. При этом обосновывается, что целостность личности, её индивидуальность и субъективные особенности должны быть стёрты как устаревшие и абстрактные категории: «нет никакого единственного, целого субъекта, а есть скорее множественность действий субъекта... разобщающая эстетика вносит распад субъекта - момент, в который субъект приходит через язык, мысль, письмо и социальное поведение без какого-либо очевидного чувства самообладания .
С нашей точки зрения, данные направления развития философско-правовой мысли, настоящее увлечение «модными» и оригинальными концепциями, не только разрывают связь преемственности с национальной интеллектуальной традицией, русской философской и духовной антропологией; но и подменяют (искажают и разрушают) основание жизнеспособности государства, общества, личности, в их системной взаимосвязи.
В этом плане справедливо отмечается, что назрел интеллектуальный сдвиг от описания российского государственноправового пространства как «переходного», «расколотого», «транзитивного», «травмированного» и проч. в сторону анализа качественных характеристик, позволяющих обеспечить не столько эффективность политико-правовой организации (сама по себе категория техническая и сомнительная), сколько жизнеспособность и воспроизводство цивилизационного пространства 1 . При этом жизнеспособность категория не социально-экономическая, а социально-нравственная, выражающая, прежде всего, духовные, культурные и социально-психологические характеристики общества и определённого типа личности.
Историческая и социологическая школы права давно доказали, что правовая система это, прежде всего, духовное явление конкретного общества, не имеющее только прагматический, материальный срез. В духовно-нравственном измерение права вторично и опирается в своём функционировании на фундамент именно духовности, без которого правовой механизм, как без смазки, не сможет в полной мере функционировать: «Законы в обществе не действуют тогда, когда нравственность падает, ибо юридические законы - это вторичная.
производная система от своего фундамента - общечеловеческой морали, берущей своё начало в христианских заповедях. И если эта базисная мораль разрушена, то юридические нормы падают в пустоту» 1 .
В этом плане право, власть, государство непосредственно связаны с духовно-нравственным измерением. На протяжении всей эволюции государственно-правовых форм организации жизнедеятельности человека духовно-нравственный элемент (прежде всего, через конкретную религиозную систему) был, как отмечал ещё Г.В.Ф Гегель, не только вплетён в эту историю, но двигал её". И наивно полагать, что включившись в западноевропейский интеллектуальный тренд и сформировав «достойное Европе» право, мы наконец-то встанем на «цивилизованные рельсы» государственно-правового развития. Напротив, современная западноевропейская цивилизация переживает серьёзнейший кризис духовно-нравственных начал общественной организации и ценностно-нормативного кодирования социального развития.
Так, например, Витторио Поссенти отмечает, что весь XX век религии и религиозные течения жёстко преследовались, вытеснялись за пределы общественных отношений, при этом вся институциональновластная, правовая и социальная организации, отдельные институты и разнообразные общественные взаимодействия лишились какой-либо устойчивости, духовно-нравственной основы, доверия и стабильности. Все это происходило с начало эпохи Просвещения и благодаря процессам секуляризации и антиклерикализм^.
При этом эпоха секуляризации и формирования национального государства, так же характеризовалась стремительным развитием «тотальных» идеологических систем , которые поддерживали, обосновывали и направляли человеческие усилия на «конструирование новой институциональной реальности» (П. Бергер и Т. Лукман) и светского государства. Это период «мирских религий» или «идеологополитических квазирелигиозных систем». Так, либерализм, социализм, фашизм представляли собой светские квазирелигиозные системы со своими специфическими ценностями, духовно-нравственными стандартами, «со своими мучениками и рядовыми верующими» (А. Грамши), старались вытеснить из общественного сознания теологические образы и трансцендентальную веру 1 .
Как справедливо отмечает В. Страда, между этими различными, но в определённых отношениях родственными политическими религиями, развернулась борьба, при этом каждая по-своему, вела эту борьбу, прежде всего, против традиционной христианской религии". XXI век, по убеждению итальянского учёного, требует нового слияния религиозного и светского, поскольку даже права человека и достоинство личности превращаются в пустой и абстрактный квазирелигиозный феномен, без конкретного духовно-нравственного содержания.
С позиции Витторио Поссенти, с которой мы полностью солидаризируемся, возрождение общества, его стабильности и устойчивости возможно не путём заигрывания с постмодерновыми концептами - «фрагментарности», «иллюзорности», «склеенности», «рискогенности» и прочими научные метафорами, а в направлении
восстановления религиозной традиции: «религиозные традиции могут обновить, вдохнуть новую жизнь в политический язык и в повестку основных проблем... в XXI веке возникнет иная форма взаимосвязи между политикой по сравнению с тем, в каком виде она консолидировалась в течение определённого периода, которая будет способна предупредить новые невзгоды для религий, составляющих основу мировых цивилизаций (курсив мой - М.Ф)» 1 .
Пока западноевропейская интеллектуальная традиция и исследовательская практика, и вслед за ними и ориентированные на неё современные российские философы, политологи, юристы, стараются найти адекватные формы такого перехода и возможности «примирения религии и права» (Г.Дж. Берман), уместно напомнить, что в российской философско-правовой традиции данная форма уже разрабатывалась и обосновывалась дореволюционными юристами. И, по нашему убеждению, данная форма (а именно - христианская государственность) может быть взята в качестве переходной, обеспечивающей восстановление духовно-нравственных основ государственно-правового развития в XXI веке.
В истории политических и правовых учений теоретикопрактические и программные положения формирования и построения христианской теории государственности практически не рассматриваются. В рамках истории права и государства, а также в системе философско-правового знания, как правило, доминируют две аргументации теонормативной организации государства - это теократическая и монархическая парадигма. Последние более или менее основательно исследованы в специализированой литературе, предложены различные подходы к типологизации и классификации как монархических и теократических форм правления, так и соответствующих им религиозно-политических основ организации общественной жизни .
Однако в литературе так и не получила должного внимания особая форма теонормативной и религиозно-политической организации, которую часто принято обозначать как «христианское государство». Собственно говоря, эта идейно-теоретическая конструкция используется произвольно в различных контекстах, она порой применяется и как к обозначению теократических государств, так и монархических. С нашей точки зрения, это, мягко говоря, некорректно, поскольку «христианское государство» является понятием специфическим и описывает процессы организации государства, принципы развития правой системы, религиознодуховных стандартов и т.п., только применительно к западноевропейской и восточно-европейской цивилизаций.
Более того, актуальность рассмотрения данной формы государства обусловлена тем, что «христианское государства» выступает в качестве межтиповой (смешанной) формы. Это, конечно, не характеризует её в качестве неустойчивой, быстро переходящей (переходной), временной и т.п. Вообще сегодня многие исследователи указывают, что в государственно-правовой практике как в прошлом, так особенно и в настоящее время достаточно мало типичных (классических) форм государства 1 . Причём практически с начала XVIII века по настоящее время фиксируются многочисленные отклонения от так называемых «чистых», классических форм в сторону развития нетипичных моделей как в развитых современных государствах, так и в модернизирующихся, развивающихся странах. Именно в этом контексте и формировалась философско-правовая идея христианского государства, которая первоначально выражала различного рода государствоведческие процессы развития".
Во-первых , данная форма государства выступала в качестве особого переходного типа политико-правовой и духовно-нравственной организации общества. Так, профессор М.А. Рейснер писал, что сложный многовековой переход от гармоничной формы развития государства и церкви к их разъединению, к формированию принципиально нового формата государственно-правовой организации, «как и всякое историческое событие, совершался (т.е. процесс перехода - М.Ф.) не сразу, не без промежуточных ступеней, не без переходных систем и теорий» . С его точки зрения, теория «христианского государства» возникла по нескольким причинам: во- первых, в качестве ответа «на крушение старой вероисповедальной системы», а также потерявшей эффективность и легитимность старой теонормативной системы упорядочивания общественных отношений; а, во-вторых, с активизацией христианских идей и принципов жизнедеятельности в уже функционирующих светских национальных государствах, что, в целом, способствовало «общему повороту европейской политики в сторону христианских идей».
Во-вторых, данный вид формы государства рассматривался, с одной стороны, в качестве обратного процесса, т.е. перехода от светского государства к теократии (или, точнее сказать, к мировой теократической государственности как это, например, косвенно обосновывается у В.С. Соловьёва, где христианское государство является национальным «подготовительным этапом» к переходу к универсальной мировой теократической государственности); с другой - анализируется как смешанный тип государственно-правовой организации (например, современные неотомисты - К. Барт, Ж. Маритен, Т.де Шарден, Т. Шнайдер и др.).
Так, с первой точки зрения, христианское государство достаточно фундаментально исследовал русский юрист М.А. Рейснер, полагая, что развитие теории данной формы государства привело к становлению особого направления государственно-правовой эволюции. Христианское государство, отмечал исследователь, это «переходная ступень к новейшим система различия церкви и государства и правового верховенства этого последнего над церковью». При этом «государство и церковь не суть два чуждых соперничающих силы, но находящиеся друг к другу в отношении дитя и матери», где христианская вера выступает основой, «источником (а не догматически установленного - М.Ф.) познания власти и её объёма» . Основой организации такого государства является:
- 1) живое сознание, что всякая власть от Бога, а ее реализация связана обеспечением христианского блага и человеческого права, а также ведению подчинённых к исполнению их назначения (или точнее предназначения) на земле;
- 2) решительное выражение христианского образа мыследеятельности в государственном управлении и правотворчестве;
- 3) постоянная (системная) забота об истинном духовном, физическом и социально-культурном благе населения.
Причём «проект» христианского государства, по мысли В.С. Соловьёва, основывается на синтетическом теофилософском мышлении, снимающем односторонность мистицизма, рационализма и реализма, соединяя все эти формы познания воедино. Основным «творческим кредо» Соловьёва стало создание христианской православной философии (философии общества, права, государства) 1 . Важно подчеркнуть, что он создал первую русскую категориальнопонятийную систему, не сводимую к какой-либо одной и, прежде всего, западноевропейской традиции. Эта философия всеединства пронизывает все рассуждения автора, связанные с личностью, обществом, властью, государством, правом, прогрессом и проч.
Здесь, следуя В.С. Соловьёву, в основу синтеза закладывается, главным образом, духовно-нравственный элемент. Так, нравственное выражение общественной жизни возможно только при условии единства личного и сверхличного, общественного. Это в свою очередь не ведёт к растворению личности в обществе, к её подчинению общественному целому , напротив, конкретная индивидуальность каждого может проявиться только в рамках общественной жизни. Отсюда и утверждение В.С. Соловьёва о том, что «истинный индивидуализм требует внутренней общинное™ и неразлучен с нею», без общества личность не мыслима, по его утверждению, вообще.
Христианское государство, в концепции всеединства В.С. Соловьева, должно реализовывать некую «сверхзадачу»,
«мессианскую» идею. При этом оно должно быть деятельно нравственным и подчинять себя религиозному началу, поскольку идеал, который должно охранять и реализовывать государство в своей правовой политике, лежит в основе внутренних духовно-нравственных взаимоотношений живых сил общества. Поэтому качественным критерием совершенства государственной организации по Соловьёву является степень «пронизанности» её той идеей, выразителем которой она является, т.е. степени идеальности, нравственного достоинства: «Дело не во внешнем охранении тех или других учреждений, которые могут быть хорошими или дурными, а только в искреннем и последовательном старании усовершенствовать внутренне все учреждения и отношения общественности, могущие стать хорошими, все более и более подчиняющему их единому и безусловному идеалу свободного единения всех в совершенном добре».
При этом иерархия нравственного начала организуется в церкви, откуда она исходит на другие, низшие ступени общественной системы (государственно-правовую организацию и социально-экономический строй) 1 . Другими словами полагалось, что данная форма обеспечит переход от чисто светской организации государственно-правовой жизни общества к постепенному установлению в качестве высших императивов частной и публичной жизни теонормативных и религиозно-политических, обеспечит гармоничное взаимодействие рационально-сконструированных институтов, индустриальных и технологических процессов развития общества с вашими ценностями человеческого общежития («признание церкви и признание государства, сокровенная жизни христианина в Боге и его гражданский долг... одно не противоречит другому, а напротив, одно может существовать и действовать параллельно другому»").
Наполнит пустоту действующих институционально-правовых и политических структур глубинным внутренним содержанием, придаст им духовно-нравственную ценность и легитимность (проблема греха, конкретного грешника связывается в христианском государстве не только с верой, но и с проблематикой прав человека. Эта связь прав человека и веры, по утверждению одного из ведущих современных христианских философов права Карла Барта, «связь внутренняя, необходимая, благодаря которой и человеческое право вместе с божественным оправданием в некотором смысле становится предметом христианской веры и христианской ответственности и, вместе с тем, христианского исповедания»^.
Другой известный христианский философ права Ж. Маритен отмечал, что личность (а также институты, обеспечивающие устойчивое взаимодействие между ними) «является одновременно частью политического общества и чем-то высшим по отношению к нему - благодаря тому, что есть вневременного или вечного в ней, в её
духовных интересах и конечном предназначении» . В свою очередь, различные порядки в христианском государстве, по его мнению, (юридический, политический, социально-экономический и проч.), а также обеспечивающие их устойчивость социальные институты подчинены (или должны быть подчинены) «абсолютному достоинству человека и его вневременным устремлениям как целям иного порядка - целям, выходящим за приделы политического общества».
При этом только христианское государство может обеспечить реальное воплощение гуманизма (а точнее - христианского гуманизма), прав человека и достоинство личности в политикоправовой организации общества. Только христианский интегративный гуманизм ведёт к формированию гармоничного, недеформированного государственно-правового мышления и предлагает альтернативную модель демократической государственности, основанной на взаимодействии духовно-нравственных (истина, добро, справедливость, красота, милосердие, взаимопомощь и т.д.) и материальных ценностей, преодолении классовых антагонизмов. Данный альтернативный проект должен стать ответом на исторические вызовы марксистской, советской, фашистской и либеральнорационалистической концепций государственно-правовой и социально-политической организации, каждая из которых ставит своей целью формирование нового типа человека и нового типа социальной мыследеятельности. Причём каждая из них формирует и собственную квазирелигиозную систему, поддерживающую атеистическую веру в идеологию, секуляризированный разум, чистую рациональность; а также формирует специфический режим жизнедеятельности со своей системой этико-соцнальной догматики.
Тема 14. Российское право в начале XXI века
Основные тенденции развития российского права в начале XXI века. Дискуссионные вопросы развития конституционного права. Внесение изменений в Конституцию 1993 года. Деятельность Конституционного Суда. Проблема правового совершенствования национально-государственной политики. Судебная реформа. Совершенствование системы организации и функционирования органов милиции. Проблема коррупции в современной России. Ювенальная юстиция. Правовой нигилизм и его преодоление. Особенности положения религиозных конфессий в РФ.
Тема 14. Российское право в начале XXI века - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Тема 14. Российское право в начале XXI века" 2017, 2018.
КЛАСС XI ОЛИМПИАДА ПО АСТРОНОМИИ И КОСМОНАВТИКЕ ШКОЛЬНИКОВ КАЛУЖСКОЙ ОБЛАСТИ XXI РОССИЙСКАЯ ОЛИМПИАДА ПО АСТРОНОМИИ 2013-2014 УЧ. ГОД Блеск кометы Рекомендуемые критерии оценки Возможное... .
КЛАСС XI ОЛИМПИАДА ПО АСТРОНОМИИ И КОСМОНАВТИКЕ ШКОЛЬНИКОВ КАЛУЖСКОЙ ОБЛАСТИ XXI РОССИЙСКАЯ ОЛИМПИАДА ПО АСТРОНОМИИ 2013-2014 УЧ. ГОД КЛАСС XI ОЛИМПИАДА ПО АСТРОНОМИИ И КОСМОНАВТИКЕ ШКОЛЬНИКОВ КАЛУЖСКОЙ... .
XX век XIX век Планеты в ранних 1800-х Меркурий Венера Земля Марс Веста Юнона Церера Паллада Юпитер Сатурн Уран В середине XIX столетия астрономы начали понимать, что объекты, которые они открыли в течение последних 50 лет (такие как... .
Курс лекций по «Русскому языку и культуре речи» Лекция № 1. Русский язык и культура речи на рубеже веков.. 3 1. Русский язык конца ХХ - XXI веков. 3 2. Стили современного русского языка. 4 3. Языковая норма.. 5 Лекция № 2. Публицистический стиль.. 6 1. Общая характеристика... .
В 1995 году при президенте РФ был создан Совет по русскому языку, куда вошли видные ученые, писатели, поэты, преподаватели. Современное состояние русского языка – ужасающее. Сказываются социально-экономические причины последних десятилетий, прежде всего. Так же сказывается... .
В 1995 году при президенте РФ был создан Совет по русскому языку, куда вошли видные ученые, писатели, поэты, преподаватели. Современное состояние русского языка – ужасающее. Сказываются социально-экономические причины последних десятилетий, прежде всего. Так же сказывается...
А. М. Лушников, М. В. Лушникова
Трудовые права в XXI веке: современное состояние и тенденции развития
Предисловие
В современной России трудности социальной стабилизации во многом обусловлены недостаточной теоретической проработкой правовых реформ. Научная значимость предлагаемой читателю монографии заключается в выявлении закономерностей и тенденций развития трудовых прав в ХХI в., научном обосновании решений, возникающих правовых проблем. Данное теоретическое исследование на основе выявленных закономерностей, тенденций развития трудовых прав позволяет в рамках научного подхода осуществить поиск правовых способов разрешения ряда проблем, возникающих в ходе проведения социальных реформ в сфере трудовой занятости, миграции, социального обеспечения.
В России успешная модернизация экономики и инновационное развитие должны сопровождаться и обеспечиваться мерами по реализации Программы достойного труда в рамках международного договора о сотрудничестве РФ и МОТ на 2013–2016 гг. Очевидна потребность в научно обоснованных предложениях de lega ferenda по претворению в жизнь этих планов в ключе закономерностей и тенденций развития трудовых прав в XXI в.
Монография посвящена проблемам трудовых прав в системе прав человека в условиях глобализации. В рамках предлагаемой авторской концепции обосновываются современные тенденции развития трудовых прав в ХХI в. Они в значительной степени обусловлены Программой достойного труда, принятой Международной организацией труда (МОТ), особо востребованной в период последнего мирового финансового кризиса и экономической стагнации. Дается авторское определение публичных и частных пределов реализации трудовых прав. В этом ключе следует разрешать актуальные проблемы теории и практики применения презумпции трудовых отношений, запрета злоупотребления трудовыми правами, запрета дискриминации в трудовых правоотношениях. В результате проведенного всестороннего анализа заявленных проблем разрабатывается новый научный подход к прогнозированию социально-правовой политики Российского государства, перспектив ратификации Конвенций МОТ.
Отметим, что данная проблематика отчасти рассматривалась нами в предыдущих исследованиях1.
Основные закономерности и тенденции развития трудовых прав в XXI в
1.1. Понятие и признаки закономерностей и тенденций развития трудовых прав
Развитие цивилизации в целом, как и любой ее составной части (а право – неразрывная составляющая любой цивилизации), представляет собой сложный, многоуровневый и многофакторный процесс. В этой связи в рамках научных исследований возможно последовательное осуществление трех мыслительных операций:
1) выявление закономерностей развития правовых явлений как в общем, так и отраслевом аспекте;
2) определение на базе выявленных закономерностей тенденций дальнейшего развития тех или иных правовых явлений;
3) как можно более полное соответствие выявленным тенденциям экспертной, а по возможности и правотворческой деятельности.
В данной главе исследования будет предпринята попытка выявить основные закономерности развития правовых явлений в отраслевом аспекте, определение на базе выявленных закономерностей тенденций дальнейшего развития трудовых прав в ХХI в.
Прежде чем перейти к сути проблемы, кратко определимся, что мы будем подразумевать под правовыми закономерностями и тенденциями, что между ними общего и в чем различие.
Научных публикаций о правовых закономерностях в российской научной литературе не так много, однако они дают возможность сформулировать определение правовых закономерностей. По наиболее распространенной версии о них можно говорить, как об объективной, систематической повторяемости устойчивых связей факторов и явлений в сфере права.
В неразрывной связи с правовыми закономерностями находятся тенденции. Очевидно, что предметом любого теоретического знания является не только эмпирически воспринимаемые вещи и явления, а также заложенные в них объективные тенденции, обнаруживаемые лишь на уровне научной абстракции. Тенденцией можно считать основное направление дальнейшего развития, которое со временем может стать закономерностью2.
Не претендуя на полноту охвата проблемы, попробуем изложить признаки, отличающие закономерности от тенденций.
1. Закономерности всегда ретроспективны, они определяются в координатах «здесь и сейчас», но исходя только из анализа предшествующего развития государственно-правовых явлений. Напротив, тенденции всегда перспективны, где «здесь и сейчас» – только точка отсчета, от которой и определяются тенденции дальнейшего развития.
2. Закономерности служат основой для определения тенденций, так как последние можно условно назвать «предзакономерностями будущего развития». Без выявления закономерностей невозможно определить тенденции, притом что тенденции в будущем с большой долей вероятности могут стать закономерностями (новыми или модификацией старых).
3. Тенденции связаны с разными по содержанию видами закономерностей. Они не могут касаться закономерности возникновения правовых явлений, в некоторой степени связаны с закономерностями функционирования и всецело охватываются закономерностями развития.
4. При этом закономерности представляют собой варианты наиболее жесткой и последовательной связи правовых явлений, как правило, более продолжительны и универсальны. Напротив, тенденции могут отражать более слабые, только формируемые связи правовых явлений, которые могут быть более краткосрочными, непоследовательными, менее ярко выраженными. Как уже указывалось, только наиболее стойкие и внутренне связанные тенденции могут стать закономерностями.
5. Закономерности выражают преимущественно онтологическую, гносеологическую и эвристическую функции теории права. Тенденции, напротив, связаны преимущественно с прогностической функцией.
6. Как закономерности, так и тенденции являются научной абстракцией, однако закономерности по своему содержанию более объективны. Тенденции выражают только потенциал развития правовых явлений и в этом смысле менее объективны3.
Далее мы рассмотрим предпосылки выделения тенденций развития трудовых прав с опорой на уже выявленные закономерности. Сразу оговоримся, что анализируемые закономерности и тенденции глобального характера (если быть точным, то скорее характерные для экономически развитых стран Запада) во многом совпадают с аналогичными российскими. Однако последние имеют и некоторую специфику, определяемую совокупностью особенностей социально-экономического и политического развития России.
Начнем с того, что на рубеже ХХ – XXI вв. развитие трудовых прав на Западе, а сегодня и в России выходит на новый качественный уровень. Трудовые права работника ХХ в. – это права, сформировавшиеся в индустриальном обществе и отчасти постиндустриальном. XXI в. начался как век информационного общества. Это общество основано не на производственной (индустриальной) общественной организации труда, а на новой нарождающейся общественной организации труда, черты которой только еще намечаются. Трудовые права, сформулированные в ХХ в., уже не укладываются в рамки новой общественной организации труда, продиктованной условиями информационного общества.
Примечательно то, что и приверженцы концепции постиндустриального (информационного) общества4, и скептики5 сходятся в одном: произошли принципиальные, поистине революционные изменения в области занятости, что с неизбежностью влечет изменения в трудовом законодательстве и в перечне трудовых прав.
Все это позволяет говорить нам о формировании постиндустриальной (информационной) организации труда как стойкой тенденции, переходящей в закономерность, в значительной части определяющей дальнейшее развитие трудовых прав. Однако она еще не имеет универсального характера и достаточно большое число государств находится на индустриальной стадии, а некоторые – еще на доиндустриальной.
Таким образом, на развитие трудовых прав в начале нового тысячелетия решающее воздействие оказали два планетарных процесса, имеющих характер общесоциальных закономерностей:
1) техническая революция в сочетании с ускоренной социальной эволюцией, результатом взаимодействия которых стало формирование постиндустриального общества;
2) неразрывно связанный с ними процесс глобализации. На данный процесс особое внимание обращается в современных российских исследованиях6.
В этом контексте своеобразным манифестом грядущих изменений стал выход сборника «Трудовое право в постиндустриальную эру»7, авторами которого были патриархи западной науки трудового права англичанин лорд Уэддерберн, француз Ж. Лион-Кан, немец В. Дойблер, а также голландцы М. Руд, и П. ван дер Хейден. Он был подготовлен по материалам научной конференции, организованной в ноябре 1993 г. юридическим факультетом Амстердамского университета и посвященной памяти одного из первых ученых трудовиков Г. Зинцгеймера (1875–1945). Выводы и прогнозы авторов выдержали испытание временем. Отметим, что один из соавторов сборника германский исследователь профессор В. Дойблер неоднократно выступал в России с докладами, посвященными тенденциям развития трудового права промышленно развитых стран8. В России на базе материалов международной научно-практической конференции (январь 2006 г., МГЮА) был опубликован сборник работ ведущих российских исследователей «Современные тенденции в развитии трудового права и права социального обеспечения» (М., 2007).
Рубеж XX - XXI веков ознаменовался осуществлением крупного прорыва на ряде ключевых направлений научно-технического прогресса, повлекшего за собой создание единого общемирового информационного пространства, углубление и диверсификацию международных экономических связей, появление новых революционных технологий в промышленности и медицине. Указанные факторы придали взаимозависимости государств глобальный характер. Однако, наряду с дополнительными возможностями социально-экономического прогресса и расширения человеческих контактов, они породили и новые опасности крупномасштабных экономических кризисов, техногенных катастроф, роста международного терроризма и транснациональной организованной преступности .
Как подчеркивается главами государств и правительств в Итоговом документе Всемирного саммита, принятом 16 сентября 2005 г. в форме резолюции Генеральной Ассамблеи ООН: «сегодня в большей мере, чем когда либо, мы живем в глобальном и взаимозависимом мире. Ни одно государство не может держаться абсолютно особняком. Мы признаем, что коллективная безопасность зависит от эффективного сотрудничества, в соответствии с международным правом, в борьбе с транснациональными угрозами» .
В последние годы стала очевидной тенденция сужения возможностей национальных правительств решать насущные проблемы в локальных, ограниченных рамками своих государств масштабах, без тесной координации их действий с правительствами других стран. Интеграционные процессы, происходящие в политической, экономической, информационной, духовной сферах, вызывают потребность во все более тесном взаимодействии национальных правовых систем как друг с другом, так и с международно-правовой системой.
«В новых условиях,
совершенно справедливо отмечает И.И. Лука-
шук, - традиционные механизмы саморегулирования, такие, как равновесие сил, оказываются малопригодными и подлежат замене механизмами целенаправленного управления, основанными на демократическом сотрудничестве. Баланс сил должен быть заменен балансом интересов. Гармонизация общих и
национальных интересов
гарантия тех и других, основа нового мирового
порядка. Справедливый порядок может иметь надежную опору не в равенстве сил, а в равенстве прав и обязанностей, а также в особой ответственности могучих держав» .
Интенсификация глобализационных процессов, происходящих в современном мире, не могла не оказать влияния на дальнейшее развитие учения о правовой системе в рамках, как общей теории права, так и международно-правовой доктрины. Поэтому отличительной чертой многих разработок отечественных ученых последних лет является более продуманное и взвешенное отношение к понятию и содержанию терминов «правовая система государства» и «международная правовая система».
Так, в учебнике по теории государства и права под редакцией В.Д. Перевалова правовая система общества определяется как «целостный комплекс правовых явлений, обусловленный объективными закономерностями развития общества» . В состав нормативно-правовой подсистемы этого комплекса могут входить, как нормы внутригосударственного, так и международного права. При этом само международное право определяется в данной работе как самостоятельная правовая система, тесно взаимодействующая при регулировании внутригосударственных отношений с национальным правом .
Подобную точку зрения можно встретить в работе М.Н. Марченко, который отмечает, что «международное право как относительно самостоятельная правовая система находится в тесной связи и взаимодействии с другими, относительно самостоятельными национальными правовыми системами, а также - с межгосударственной системой... Его следует рассматривать в качестве подсистемы межгосударственной системы, одновременно выступающей по отношению к нему в качестве окружающей среды» . О международном праве как об особой структурной единице в общей системе права говорит и А.Б. Венгеров.
В то же время в ряде работ и сегодня еще можно встретить не совсем правильное представление о природе международного права и его роли в современном мире. Так, например, Н.И. Матузов в курсе лекций по теории государства и права, с одной стороны, совершенно справедливо указывает, что «международное право не входит ни в одну национальную систему права, поэтому ни одно государство не может считать его своим». Не вызывает никаких возражений также его тезис о том, что объявление международного права Конституцией РФ частью российской правовой системы, «не значит, что оно входит в систему права РФ в качестве самостоятельной отрасли». Однако, с другой стороны, Н.И. Матузов отмечает, что международное право «занимает особое (наднациональное) место» и утверждает, что в правовую систему Российской Федерации оно включается «не в полном своем объеме, а лишь в той мере, в каком выступает источником права страны и не противоречит ее национальным интересам. Речь идет прежде всего о таких нормах, которые направлены на поддержание правопорядка и стабильности в мире» .
Последние утверждения вряд ли можно признать справедливыми, так как в них, не только ставится под сомнение согласительный (межгосударственный) характер международно-правовых норм, но и необоснованно заявляется, что они должны рассматриваться в качестве источников российского права, а также выдвигаются дополнительные условия их осуществления на территории нашей страны. Интересно отметить, что в этой же книге В.Н. Синюков, перечисляя правовые массивы, существующие в современном мире, относит к их числу национальные правовые системы, правовые семьи и группы правовых систем, но ничего не говорит о месте и роли в этом ряду международного права .
Что касается отношения отечественной международно-правовой доктрины к рассматриваемой проблеме, то его сегодня определяют, на наш взгляд, следующие основные моменты. Во-первых, в ее рамках все реже встречаются попытки придать понятию «правовая система» «технический» характер, поставить знак равенства между категориями «правовая система государства» и «право государства». Во-вторых, как следствие, большинство российских юристов-международников заявляют о недопустимости отнесения международно-правовых актов к числу источников российского права . «Нормы международного права, - подчеркивает, в частности, С.Ю. Мароч-кин, - в рамках правовой системы РФ не становятся нормами российского права, а источники международного права - источниками права российского. По своей природе эти нормы занимают обособленное положение в правовой системе РФ, функционируют наряду с российским правом, должны толковаться и применяться в свете целей и принципов международного права и конкретного договора... а не с точки зрения соответствующих ориентиров внутреннего права» . В.А. Канашевский также утверждает, что «категория «источник права» не может быть использована для объяснения действия на территории государства норм иных правовых систем... Международная норма не может рассматриваться в отрыве от своей формы, поскольку в этом случае она утрачивает качество правовой нормы. В признании качества правовой нормы за международными нормами данное государство участвовало совместно с другими государствами. Следовательно, они не могут рассматриваться в качестве источников права данного государства и занимают обособленное положение в правовой системе страны» .
В рамках правовой системы России сегодня принято разграничивать два понятия: «право государства», как совокупность создаваемых его органами правовых актов и норм и «право, применяемое в государстве», как совокупность всех нормативных предписаний, подлежащих реализации в сфере внутригосударственных отношений и (или) действующих в пределах юрисдикции государства и компетенции его органов. Второе понятие шире первого, так как оно охватывает не только национальное право нашей страны, но и признаваемые и применяемые Российской Федерацией нормы международного права, а также нормы права иностранных государств .
Третий принципиальный момент составляет отношение современной отечественной международно-правовой доктрины к содержанию термина «национальная правовая система». В одних исследованиях оно отождествляется с «правом, применяемым в государстве». Поддерживающие этот подход авторы, по общему правилу, не видят необходимости, расширять содержание данного термина за счет включения в его состав идеологического, институционального или правореализационного компонентов. Так, например, П.Н. Бирюков отмечает, что «правовая система РФ (в контексте ч. 4 ст. 15 Конституции) представляет собой совокупность применяемых в нашем государстве правовых норм - российского, международного и иностранного права» . А Г.М. Вельяминов считает, что «самостоятельным правовым порядком (системой) является совокупность правовых отраслей, подотраслей и институтов, составляющих вместе целую обособленную, взаимоувязываемую систему (независимую от других систем) правовых норм» .
Другая группа юристов-международников при определении содержания термина «национальная правовая система» стремится сохранить подход общей теории права к этому вопросу с тем дополнением, что они включают в его содержание и нормы международного права. «Правовая система РФ, - отмечает С.Ю. Марочкин, - представляется как комплекс всех явлений правовой действительности - не только внутригосударственных, но и связанных с международным правом. Она включает правовые нормы, действующие в стране (право РФ, а также нормы международного права и иностранного права с санкции государства); правовую деятельность (деятельность всех органов, учреждений и иных субъектов по созданию и (или) реализации действующих в стране правовых норм) и правовые идеи, представления, теории, взгляды, доктрины (правосознание в широком смысле)» .
В то же время в современной отечественной международной правовой доктрине мало внимания, на наш взгляд, уделяется дальнейшему развитию учения о международной правовой системе. В работах подавляющего большинства авторов она продолжает отождествляться лишь с системой международного права с точки зрения ее структурной организации. Однако некоторые ученые пытаются взглянуть на эту проблему шире. Например, профессор И.И. Лукашук убежден, что в современном мире сформировалась глобальная социально-экономическая система, определяемая им как «мировое сообщество». В качестве ее управляющей подсистемы выступает международное сообщество, основными субъектами которого являются государства. По мнению И.И. Лукашука сегодня можно говорить о том, что международное сообщество располагает довольно разветвленной системой управления, эффективным нормотворческим механизмом, общей системой ценностей и разви- тым правовым сознанием.
Ученый считает, что эволюция мирового сообщества происходит в рамках процессов неформальной и формальной интеграции. Первая осуществляется независимо от политических решений, следуя объективным закономерностям. Вторая проявляется в политических решениях и правовых нормах, которые стимулируют или переориентируют стихийные процессы, а также противодействуют их негативным последствиям. В неформальной интеграции главная роль принадлежит физическим и юридическим лицам, в формальной - государствам, обладающим способностью устанавливать обязательные правила и принимать решения . Главная задача международного права и других социальных норм в рамках глобальной социально-экономической системы - удовлетворение ее потребностей в нормативном
регулировании международных отношений, цель - становление междуна-
родно-правового сообщества, «т.е. сообщества основанного на праве, обеспечивающего верховенство права, примат права в политике» .
В рамках данной теории и теории «международной нормативной системы» И.И. Лукашук, откликаясь на кардинальные перемены, происходящие в современном мире, существенно расширил свое представление о содержании регулирующей и регулируемой подсистем «универсальной системы международно-правового регулирования», концепция которой была сформулирована им в 70-х годах прошлого века. Первая из этих подсистем, по его мнению, должна включать не только правовые, но и моральные и политические нормы, а вторая охватывать не только межгосударственные, но и другие общественные отношения, имеющие международный характер.
С точки зрения Л.П. Ануфриевой, «международное право, образуя самостоятельную систему права, предстает в виде системы в собственном смысле слова, находящейся в международной «системе координат», в которой оно существует наряду с иными подвидами систем: «системой международных отношений», «международной межгосударственной системой», «глобальной, региональными и локальными международными подсистемами» . Упоминает она и термин «глобальная юридическая система», понятие которого охватывает, по ее мнению, как национальные правовые системы,
так и систему международного права. При этом, однако, ни одному из указанных понятий Л.П. Ануфриева не дает развернутого определения.
Собственное видение мирового сообщества как глобальной социальной системы можно встретить у Н.Е. Тюриной. Она считает, что ее образуют общественные отношения между государствами, организациями и физическими лицами как международного, так и немеждународного характера, регулирующие эти отношения принципы и нормы, а также институты и механизмы реализации международного права. «Центральное место в данной системе, - отмечает Н.Е. Тюрина, - занимает само международное право как регулятор международных межгосударственных отношений (международное публичное право), международных негосударственных отношений (международное частное право) и внутригосударственных отношений (в силу признания международного права или его части - международных договоров - в качестве регулятора данных отношений)» .
О формировании в современных условиях глобальной социальной системы говорит и В.М. Шумилов. Как и другие российские исследователи, он считает, что в целях регулирования отношений, возникающих в рамках этой системы, государства могут прибегать к широкому набору средств и методов как правового, так и неправового характера. Вместе с тем, его представление о правовой составляющей указанной системы отличаются известной новизной. Она, по мнению В.М. Шумилова, включает следующие четыре правовых конструкции: внутригосударственное право (регулирует внутригосударственные отношения и отношения частноправового характера с иностранным элементом); международное право (регулирует отношения между государствами и другими «публичными лицами»); транснациональное право (регулирует отношения между частными лицами в тех вопросах, которые не регулируются ни внутренним, ни международным правом); наднациональное право (регулирует отношения в сферах наднациональной юрисдикции, порожденные глобальными проблемами и интересами). Качественное единство между указанными правовыми явлениями В.М. Шумилов предлагает именовать «Глобальной правовой системой» .
Таким образом, можно констатировать, что современная российская международно-правовая доктрина постепенно отходит от узкого понимания международной правовой системы как системы исключительно межгосударственных отношений, регулируемых на правовом уровне нормами международного публичного права. В ее рамках происходит осознание того факта, что исключение из числа субъектов международной правовой системы негосударственных акторов, и, прежде всего, физических и юридических лиц, равно как и отрицание возможности международно-правового регулирования отношений с их участием, не соответствует ни современной практике развития международных отношений, ни существующим механизмам и способам их нормативно-правовой регламентации.
В заключение данного раздела работы несколько слов необходимо сказать о современных зарубежных концепциях международной системы, и о той роли, которая отводится в их рамках международному праву. Определяющее влияние на содержание этих концепций, как и в нашей стране, оказали новые тенденции мирового общественного развития, которые особенно явственно обозначились на рубеже XX и XXI веков и привели к распаду сложившейся после Второй мировой войны системы международных отношений, основанной на противостоянии блоков социалистических и капиталистических государств. На смену биполярному миру времен холодной войны пришла динамично развивающаяся новая сложная мировая система, характеризующаяся многополярностью и многомерностью всех составляющих ее компонентов. Указанные изменения возродили надежды многих зарубежных политических и научных деятелей на существенное сближение Востока и Запада и, как следствие, построение единого мирового сообщества, основанного на универсальных ценностях, принципах взаимопомощи и сотрудничества всех государств мира.
Так, например, немецкий профессор Дж. Делбрук, определяя международную систему, прежде всего, как систему межгосударственных отношений, а также отношений, возникающих между отдельными странами и международным сообществом в целом, отмечает, что сегодня «мы можем наблюдать новые направления сотрудничества между государствами, которые раньше находились в оппозиции друг к другу или держались друг от друга на расстоянии. Как следствие, новый импульс получила деятельность международных организаций универсального и регионального характера и, в особенности, Организации Объединенных Наций. Их укрепление, наряду с развитием других направлений институционального сотрудничества, в настоящее время признается ключевой предпосылкой достижения новой стабильности в пределах международной системы».
Дж. Делбрук специально подчеркивает необходимость «нового осознания важности международного права как юридического каркаса всеобъемлющего и стабильного мирового порядка» . Однако, повышение эффективности международного права в современном мире, по мнению ученого, не дает оснований для отношения к нему, как к мировому или глобальному праву. «Несовершенство механизма осуществления международно-правовых норм и все еще сохраняющая свое значение парадигма государственного суверенитета, - пишет он, - не позволяют говорить о возможности изменения межгосударственной природы международного права» .
Тем не менее, по мнению подавляющего большинства зарубежных авторов к современному международному праву уже нельзя относиться как нормативной конструкции, предназначенной исключительно для регулирования межгосударственных отношений, выходящих за рамки национальных границ. «В XX веке, - отмечает американский профессор Д. Бедерман, - государства перестали быть единственными субъектами международноправовых норм. Это, несомненно, стало одним из наиболее существенных изменений в этой области права, сделав возможным применение его норм в отношении широкого круга индивидов, учреждений и коммерческих пред-
приятии» .
Профессор университета г. Питтсбурга Р. Бранд также согласен с тем, что в прошедшем веке получили развитие «прямые связи между индивидом и международным правом». По его мнению, сегодня «международное право в некоторых случаях обращается непосредственно к индивидам. Государство по-прежнему остается органом, представляющим их интересы в процессе развития международных норм и механизмов, но оно уже не всегда может вмешиваться в ситуацию в тех случаях, когда такие нормы применяются, а механизмы осуществляются» . С ним согласен финский юрист Е. Пааси-вирта, считающий, что современное международное право не ограничивается регулированием межгосударственных отношений и охватывает отношения между индивидами и другими негосударственными образованиями .
В качестве одного из характерных признаков «нового международного права» в западной правовой доктрине часто называют увеличение роли и значения международных организаций в процессе регулирования отношений между государствами, а также при осуществлении контроля за их деятельностью. Некоторые зарубежные исследователи считают даже, что сегодня следует говорить о смещении полномочий по созданию, толкованию и приведению в исполнение норм международного права от национальных прави- тельств к международным организациям.
Довольно интересную точку зрения на этот счет высказывает итальянский профессор У. Маттеи. Характеризуя существо процесса эволюции современного международного права, он отмечает, что в теории, и на практике наблюдается отход от его традиционного понимания как децентрализованной системы правовых норм, основанной на территориальной верховенстве и незыблемости государственного суверенитета. Международное право приобретает черты все более централизованной структуры, что постепенно сближает его с национальными правовыми системами отдельных стран. «Сегодня считается, - указывает ученый, - что международное право представляет собой совокупность позитивных норм, основными источниками которого являются договоры и обычаи. Завтра мы, скорее всего, будем полагать, что междуна-это всемирная правовая система, основанная на однородных
родное право
и повсеместно разделяемых идеалах правопорядка». Первые шаги на пути формирования этой обновленной централизованной правовой системы, по мнению У. Маттеи, уже были сделаны в процессе учреждения целого ряда новых международных кодексов, судов и даже международных тюрем, кото рые к сегодняшнему дню получили широкое признание на мировой арене
При этом У. Маттеи совершенно уверен, что международное право, как, впрочем, и национальные правовые системы, в будущем будут находиться под усиливающимся год от года воздействием правовой доктрины и юридических институтов США, что приведет, в конечном итоге, к формированию некоего «имперского права», основанного на стандартах и ценностях американской юриспруденции. «Существо современного этапа развития глобального юридического сознания, - подчеркивает он, - заключается в его повсеместной американизации» .
Рассматривая содержание современных теоретических взглядов на природу и сущность международного права, нельзя не отметить и тот факт, что в зарубежной правовой доктрине в последние годы определенное развитие получили концепции, пытающиеся поставить под сомнение саму юридическую природу международно-правовых норм и доказать необходимость изменения понятия международного права. Так, например, американский профессор Э. Гузман считает, что к современному международному праву, помимо традиционных договорных и обычных источников, следует относить любые обещания или решения, которые способны оказывать побудительное воздействие на поведение государства материального или репутационного характера . Поэтому, по мнению Э. Гузмана, понятие международного права должно приобрести функциональную окраску и отражать существо процесса воздействия подобных обещаний и решений на мотивацию внешнепо
литических шагов различных государств мира
Однако большинство зарубежных исследователей все же не считают возможным объединять правовые и неправовые регуляторы общественных
отношений «под вывеской» международного права, признавая существование в рамках международной системы не только юридических, но и других международных нормативных конструкций. «Право не является единственным путем, при помощи которого отношения, выходящие за рамки национальных границ, приводятся в порядок, - указывает, например, английский юрист-международник М. Шоу. - Это лишь один из методов воздействия на сложную и изменчивую систему таких отношений, престиж и влияние которого основаны на взаимном принятии на себя субъектами права определенных обязательств. Право и политика не должны разделяться. Они пребывают в постоянном тесном взаимодействии. Ни одна из этих дисциплин не может принизить значение другой» .
Наметившаяся в зарубежной правовой доктрине эволюция взглядов на субъектные и предметные характеристики международного права и его роль в современных международных отношениях не могла не отразиться на представлениях западных ученых о параметрах международной системы, нормативной подсистемой которой, как известно, является международное право. Сегодня многие из них считают, что к числу субъектов этой системы помимо государств и межгосударственных образований должны быть, безусловно, отнесены также индивиды и негосударственные структуры, отношения с участием которых регулируются международно-правовыми нормами. «Совершенно ясно, - подчеркивает все тот же М. Шоу, - что современное международное право функционирует в особенной, конкретной мировой системе, включающей целый ряд акторов от государств до международных организации, компании и индивидов, и, следовательно, оно ответственно перед нуждами и стремлениями таких субъектов» .
С расширением сферы действия международного права и постепенным упрочением институционного каркаса органов, обеспечивающих реализацию его норм, в зарубежной правовой доктрине все большее признание получает мысль о принципиальном сходстве международной и внутригосударственных правовых систем. Как указывает американский исследователь У. Асевес, «международная система в определенном смысле является отражением внутригосударственного общества; ее нормы, правила и институционные структуры отличны по форме, но не по существу» .
На этом фоне в западных политических и правовых школах произошло значительное сокращение числа сторонников «реалистических» концепций международной системы, основанных на тезисе об анархии международного сообщества и принципиальной невозможности совпадения интересов различных государств мира. Целый ряд зарубежных авторов считают сегодня, что эти теории «не в состоянии отобразить новые особенности глобального общества, включая увеличивающуюся живучесть норм международного пра- ва и международных институционных структур» .
С сокращением влияния «реалистической» школы в зарубежной правовой доктрине существенно возросло значение других юридических концепций, оспаривающих справедливость и легитимность построения современной международной системы. В их числе среди наиболее известных можно, в частности, назвать «критическую теорию юридического образования», «критическую расовую теорию», «теорию критического феминизма» и теорию «Ьа1СгП» . При всех разногласиях, существующих между этими концепциями, их приверженцы сходятся на мысли о том, что нормы, правила и институты современной международной системы социально сконструированы, созданы и охраняются не международным сообществом в целом, а определенными доминантными группами (расовыми, культурными, политическими, экономическими, интеллектуальными), функционирующими в его рамках. Поэтому эти нормы, правила и институты не могут в одинаковой степени отражать и защищать интересы всех субъектов международной системы и, следовательно, должны быть пересмотрены.
Завершая краткий исторический обзор развития концепции правовой системы в современной доктрине права и отнюдь не претендуя на его полноту и всесторонность, хотелось бы обратиться к мысли А.М. Васильева. Еще два десятилетия назад он подчеркивал, что категория «правовая система» не отменяет других юридических терминов, не является их синонимом, а несет самостоятельную научную нагрузку, обозначая понятие, синтезирующее на новом уровне наши взгляды обо всех правовых структурах жизни . В настоящее время этот факт в подавляющем большинстве случаев признается и теоретиками права, и юристами-международниками. Для той, и для другой группы исследователей, несмотря на многообразие и противоречивость предлагаемых точек зрения, характерен единый концептуальный подход к пониманию того, что должно являться предметом исследований, проводимых при изучении понятия и содержания международной и национальных правовых систем.
В самом общем виде этот предмет, по нашему мнению, включает следующие четыре основных блока проблем: 1) установление природы и структуры регулятивной основы соответствующей правовой системы; 2) определение перечня ее основных компонентов; 3) выявление характера возникающих между ними системных связей; 4) характеристика механизма функционирования правовой системы и ее взаимодействия с другими системными комплексами аналогичного целевого предназначения. Освящению этих вопросов и будет посвящены последующие разделы настоящего диссертационного исследования.
В заключение отметим, что, несмотря на наличие ряда обнадеживающих признаков, свидетельствующих об обратном, положение, при котором представители внутригосударственной ветви юриспруденции предпочитали не замечать существования международного права как самостоятельной нормативной конструкции и, следовательно, не рассматривали динамику развития национальных правовых систем с учетом воздействия на них международных правовых норм, еще нельзя считать полностью преодоленным. По образному выражению Ю.А. Тихомирова, «пока величие «внешней тени» лишь молчаливо признается, и по прежнему за ней не видят новых тенденций в мировом развитии права, сближении, своего рода переплетении разных его граней, тогда как системное понимание содержания ч. 4 ст. 15 Конституции настойчиво диктует осовременить взгляд на эту проблему» .
С другой стороны, уровень исследований, предпринимаемых в сфере изучения понятия и содержания международной правовой системы, как сложного многоуровневого социально-нормативного феномена, также нельзя признать соответствующим тем практическим задачам, которые ставит перед современной наукой эпоха глобализации, в которую вступило человечество. В этой области, за редким исключением, практически нет фундаментальных разработок, содержание основных понятий лишь обозначено, терминология запутанна и противоречива. Поэтому именно здесь может пригодиться тот богатый опыт изучения качественных и количественных характеристик национальных правовых систем отдельных стран, который уже был получен в рамках общей теории государства и права, и который, по нашему глубокому убеждению, может и должен быть положен в основу размышлений о феномене международной правовой системы.
Что касается общего вывода, который может быть сделан на основе исследования, проведенного в настоящей главе, то его основное содержание сводится к тому, что во второй половине XX - начале XXI века в отечественной и зарубежной международно-правовой доктрине была осознана необходимость подхода к международному праву, не как к застывшей системе юридических предписаний, а как к элементу более широкой системной конструкции, эволюционирующему в процессе взаимодействия с ней и оказывающему на эту конструкцию определяющее регулятивное воздействие. Вызванное завершением холодной войны и появлением глобальных проблем изменение социальной среды, в рамках которой функционирует международное право, создало необходимые предпосылки для повышения интегрированности мирового сообщества и усиления влияния правовых факторов на его развитие. Кроме того, отличительным признаком современности стало распространение действия международных правовых норм на широкий круг отношений с участием физических и юридических лиц.
В этих условиях качественный анализ эффективности и существа процесса воздействия международных правовых норм на регулируемые ими общественные отношения должен предполагать не только изучение содержания и внутренней структуры системы международного права как совокупности юридических предписаний, но и определение параметров его соотношения и взаимодействия с другими элементами правовой действительности, структурно и функционально необходимыми для нормальной работы механизма правового регулирования. Достижение этой цели невозможно без активного обращения в учебной, научной и практической работе к категории «правовая
система», имеющей не только национальную, но и международную «проекции».
- См. Концепция внешней политики Российской Федерации // Международное право. - 2001. - № 1. - С. 434-435.
- Итоговый документ Всемирного саммита 2005 г. [Электронный ресурс] // Док. ООН. А/гея/бО/І от 16 сентября 2005 г. - Режим доступа: http://www.un.org/russian/summit2005/outcome.pdf. - [Дата обращения: 16 ноября 2005 г.].
- Лукашук И.И. Нормы международного права в международной нормативной системе. - С. 14.
- Теория государства и права: Учебник для вузов. / Отв. ред. В.Д. Перевалов. - 3-є изд., перераб. и доп. - М., 2004.-С. 290.
